Форум » Разговоры о театре в целом » театральный городовой » Ответить
театральный городовой
springsmile: в газете Нижегородский рабочий появилась такая рубрика - театральный городовой, ведет под различными псевдонимами Александр Пашков показалось, что рубрика достойна выделиться в отдельную тему не беда, если будут попадаться и статьи других авторов из Рабочего, главное - про театр
Ответов - 45, стр:
1 2 3 All
rupasoff: Спасибо, А. П., отдельное и огромное за Андрея Логинова! Очень приятно, что большой критик видит хороших актеров.
springsmile: Нижегородский рабочий № 28 / 17239 от 16 апреля 2013 Источник: театральный городовой Базовый элемент С олигархом, но без Дерипаски Театр и комедия, причем даже та, которую иные суровые люди называли пустышкой, или, более интеллигентно, комедией положений, — не только совместимы, но и неразделимы друг с другом. Иначе чем объяснить вечные потасовки и драчки комедии дель арте, великолепное водевильное упоение русского театра позапрошлого века (его не чурались даже великие, например М. Щепкин), развеселые хохотушки летних дачных театриков начала века прошлого… Вот здесь остановим-ся. Кто-то, очевидно, ради красного словца (а в данном случае, как известно, не жалеют и родного отца) недавно запустил по поводу спектакля «Оскар» в театре «Комедiя» ударный смехач: если бы этот спектакль увидел Станиславский, то застрелился бы. Сказал это человек, похоже, мало что знающий о Станиславском, который сам переиграл много смешных ролей, имел вкус и любовь к шутке, юмору, розыгрышу и на любой комедии, в том числе и на комедии положений, если бы она была разыграна должным образом, он просто бы от души посмеялся. Как мы с вами, грешные. Правда, очень важно понять, где и в чем заключены те базовые элементы, ничего общего с олигархом Дерипаской не имеющие, но которые могут превратить как по волшебству пустышку в шикарный букет зрительских улыбок или даже в смех стеной зрительного зала. Рискну эти элементы назвать: обаяние актеров, каскадность действия и — по выражению Г. А. Товстоногова — умение актеров дурачиться на сцене настоящим образом. Вот, если этими элементами спектакль наполнен, зрительский смех будет слышен в радиусе полутора километров от театра. Если нет, то и суда нет, хотя кое-что заметить, а самое главное, кое-чему радоваться все же можно. Клод Манье и пьеса «Оскар» — это палочка-выручалочка нашего театра. Где бы и когда бы это произведение ни ставилось, иногда оно в афишах называлось «Блез» и еще как-то, всегда зритель что-нибудь радостное для себя находил. Поэтому-то к юбилею Валерия Кондратьева, одного из любимцев нижегородской публики, и выбрали «Оскара». Многое здесь сходилось: несомненное обаяние Валерия Павловича, присутствие на сцене его любимой партнерши и спутницы жизни Евгении Кондратьевой, азарт режиссера Андрея Крутова, годы не ставившего спектакли на нижегородской сцене, а здесь решившего тряхнуть стариной, и много еще чего. Надо сказать, что очень многое сбылось из первичного расчета. Валерий Павлович, как всегда, обаятелен, мягок, органичен. Он вживается в казалось бы гротесковые, невероятные ситуации моментально и центростремительно. В этот раз отличный дуэт составил ему Руслан Кутлыев в одной из ролей, а Мария Кром и Евгения Кондратьева находят симпатичные «шпилички» для своих героинь. Конечно, немножко не в актерской природе В. Кондратьева такой характер мыльного олигарха, в котором надо существовать артисту в «Оскаре». Валерию Павловичу ближе характеры простоватые, земные, бесхитростные и прочее. Но это несовпадение вполне переживаемо, и артист дарит нам, зрителям, два часа радостной, доброй, а в чем-то и проникновенной своей игры. Аплодисменты, Валерий Павлович! Другое дело с ритмом спектакля. Владимир Владимирович учил нас тому, «чтоб действие мчало, а не текло». (Да, я имею в виду Маяковского, а вы о ком подумали?) Увы, «Оскар» в «Комедiи» временами течет как почтово-багажный поезд, а не мчится, как «Сапсан». Оттого-то и смеха в зале спектакль не добирает, по-моему. И самый болезненный базовый элемент — умение дурачиться. Понятно, что приводить примеры из юбилейного для артиста спектакля — дело несколько болезненное, поэтому я схитрю. За пару дней до «Оскара» посмотрел еще одну комедию по пьесе В. Азерникова «Школа соблазна» в прибывшем на короткие недельные гастроли в Нижний Гомельском областном драматическом театре. Посмотрел и ужаснулся. В поведении актеров на сцене точно сканируется манера одного юмористического телевизионного шоу. Петросяновщина полная, и какая-то даже безотчетно-несчастная. Нравится, кстати, даже в зрительном зале далеко не многим. Нет, ребята, смеяться, право, не грешно, но повторять азы смеха давно уже апробированные и заштампованные — это все равно что ехать в карете прошлого. В «Комедiи» еще играть и не переиграть спектакли, на которых мы, зрители, будем смеяться. Поэтому хочется чего-то не заштампованного и настоящим образом. Говорят, что знаменитый американский боксер и олимпийский чемпион Мухаммед Али однажды в интервью сказал о своих занятиях: «Это просто работа. Трава растет, птицы летают, волны смывают песок. А я просто избиваю людей». Потом его забросали упреками, и в следующем своем интервью он поправился: «Бывают занятия и поприятнее, чем избивать людей». Вот именно, например, смешить театральную публику. Такая работа. Рапорт подготовил Антон ГЛОТАЛОВ. Фото с сайта театра.
springsmile: Нижегородский рабочий № 30 / 17241 23 апреля 2013 Источник: театральный городовой Классику – в классы! В театре «Вера» все надеются, что ремонт (дострой) здания театра, о котором так много говорили последние года три, все-таки начнется не далее нынешнего лета. Строители и ремонтники — люди не торопкие. А значит, впереди у труппы несколько сложнейших месяцев жизни в людях: аренда помещений, разъезды и прочие прелести временной утраты ПМЖ. В театре к этому испытанию честно и серьезно готовятся. В частности, на последней премьере — «Ревизор» Н. В. Гоголя, 18 апреля — был запущен проект «Классный театр». Вообще-то это даже не проект, а я бы сказал — жанр. Еще памятной осенью 1991 года мне представилось основательно побеседовать с актерами, режиссером театра города Ковентри (девятый по количеству жителей город Англии). Та труппа играла спектакли исключительно на школьных площадках. Разумеется, это была классика и спектакли — уроки по психологии, занятиям которой в Великобритании придается большое значение. Такой школьно-разъездной театр имеет свои особенности. Минимализм оформления, как в театральной поговорке: коврик, ширмочка, актер. В интерпретациях классики приветствуется классический ход, модернизационные же подходы, настаивают педагоги консервативной Англии, не совсем уместны. Что должно присутствовать обязательно, так это всевовлекающая стихия игры, живым свидетелем которой без посредников становится ребенок. В те, теперь уж далекие 90-е в труппе театра из Ковентри была и одна из известных провинциальных актрис Англии. На мой удивленный вопрос, что привело ее в такой коллектив, она ответила, что в любом театре хорошую классическую роль надо ждать годами, а роли Офелии или Дездемоны можно и не дождаться. Здесь же она переиграла такой репертуар, который раньше только во сне и мог ей сниться. Правда, решиться на откровенно выездную модель в «Вере» не рискнули. «Ревизор» — это скорее спектакль двойного действия, двойной дислокации. Его можно сыграть в школьном приспособленном зале и «в рамке» традиционной сцены. «Виноваты» в подобном «перегибе» создатели «Ревизора». Ну разве мог художник-постановщик Андрей Михайлов просто расставить ширмы? Он придумал свой сценографический жест: длинный деревянный забор в провинциальном вкусе, но чем-то напоминающий кремлевскую сцену. А за ним — абрисы трех башен, как трех богатырей: одна то ли с крестом, то ли с чем-то похожим, другая с языческой стрелой, а третья, конечно, под красной звездой. Ясно, перед нами начало цикла о тайнах власти за русским, знакомым до боли забором. За ним еще может расположиться салтыковский град Глупов, да много еще чего. Метко выстрелил А. Михайлов. А поддержал его прежде всего постановщик спектакля Владимир Червяков. Здесь целый веер неожиданных и интересных решений, в большинстве случаев вполне вписывающихся в традиционный классический ход. Жаль, что приходится писать рапорт-отчет, а не длинную рецензию, но перечислить все-таки кое-что можно. Число соратников и приближенных ко «двору» Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского, по-моему, сильно возросло за счет жен и детей известных персонажей — Ляпкина-Тяпкина, Земляники и прочая. Все вместе они образуют такую почти современную властную элиту, или некий «античный хор», который своеобразно контактирует с происходящим на сцене. И В. Червяков, и А. Михайлов, и некоторые другие создатели спектакля — поколение сорокалетних. Их молодость и взросление прошли уже не в СССР, а в России. Они выросли под прессом самых демократических идей, в частности о том, что сейчас работают какие-то иные связи, механизмы между интересами индивида и общественной, государственной жизнью. Иные, чем ощущались они в веке, скажем, позапрошлом. Блистательной иллюстрацией тезиса можно считать мизансцены в «Ревизоре», где «античный хор» в духе «Вечернего Урганта» «аккомпанирует» Хлестакову исполнением песни «Нелюдимо наше море», былого гимна демократической молодости. Для сподвижников и вассалов Антона Антоновича это просто цирковой номер, не более того. Сужение картины общественно-государственного формирования поведения людей, которое, мне кажется, происходит в новой постановке классической комедии, «съедает» кусочек — очень важный — космоса Н. В. Гоголя. Понимаю, высказываю спорную мысль, поэтому закончу, на мой взгляд, бесспорным. Характеры-то случились! Хлестаков, которого играет Владимир Джумок, пусть и не так искрометен, каким мы любим этого героя, но в нем вдруг становятся ясно ощутимы черты эдакого современного самопиарщика, «самопрезентационщика», будто бы только вышедшего из сетей, где он высказывался обо всем и вся, вплоть до анафемы в адрес Инночки Жирковой. Ляпкин-Тяпкин у Владимира Ганина — замечательно очерченный типчик и проныра. Из героя второго-третьего плана Алексей Тулупов достает и выводит чуть ли не на первую линию своего Добчинского. А смотритель училищ Лука Лукич у Андрея Логинова — редкостное сочетание выразительной пластики и тона, который находит для своего героя актер. Словом, работы, подкупающие сердца зрителей, дающие пищу для нашей преданности Гоголю, в спектакле есть. Если ваша дочь или сын завтра сообщат, что к ним прямо в школу приезжает театр и будут играть «Ревизора», посоветуйте спектакль не пропустить. Да и сами, если появится возможность, загляните в школу на встречу с Гоголем. Все ведь знают русские вопросы: «Что делать?», «Кто виноват?» — но почему-то не все помнят, что задавать их начал еще Гоголь известным «Чему смеетесь?». Задуматься над последним и сейчас не грех. Рапорт подготовил Петр КЛЯУЗОВ.
springsmile: Нижегородский рабочий № 32 / 17243 30 апреля 2013 Источник: театральный городовой Все-таки верить Шекспиру! По дороге с работы в театре «Глобус» домой и в обратную сторону Уильям Шекспир проходил мимо известной во всем Лондоне гостиницы «Слон». Она была настолько популярна, что и в своей волшебной стране Иллирии в «Двенадцатой ночи» драматург рекомендует «Слона» как гостиницу, «лучше которой нет». Комедию «Двенадцатая ночь» на русской сцене играют много. Я думаю, наберется сотня-другая нижегородских зрителей, которым памятна еще тюзовская «Двенадцатая ночь» в постановке Б. Наравцевича и оформлении С. Бархина (работа сценографа здесь значила многое). Спектакль ироничный, жизнелюбивый, динамично пульсирующий. Правда, навести мостик из того спектакля в нынешний, в постановке Карена Нерсисяна в драме, почти невозможно. Чудеснейшим образом, какие случаются только в театре, он совсем о другом. Может быть, вы и не поверите, но он о любви, никакой не сказочной, а самой настоящей. Да, сюжетная история, как упаковка, очень неправдоподобна, но есть же возможность и здесь, в придуманно-сконструированных обстоятельствах, играть, как чувствует сердце. Для этого надо просто верить Шекспиру. И К. Нерсисян с актерами оказываются убедительными в этой вере. На этот раз очень хороша «женская группа» спектакля. Неожиданно по-мальчишески угловатая Виола у Марии Мельниковой. Обаятельно-строгая Мария в исполнении Юлии Мурановой. Безоглядно влюбленная, как бы боящаяся спугнуть свою птицу счастья, пребывающую в тревоге и ожидании, Оливия у Анны Сучковой. Мужской состав более «шумный» и неугомонный. Юрий Котов прекрасно сыграл в Фесте еще один вариант своих сценических шутов. Евгений Зерин, это очень важно, оставляет в своем герое, сэре Эндрю Эгьюйчике, за ограниченностью, туповатостью какой-то маленький зазор доброты и все той же вечной погони любви. Больше всех аплодисментов и зрительских негодований, вероятно, достанется Алексею Хореняку, сыгравшему сэра Тоби Белча. Здесь для хранителей целомудренности театральной сцены хотелось бы напомнить, как эту же роль — Мальволио — играл великий Михаил Чехов. «Он играет Мальволио старичком, погруженным в бесполезность эротических мечтаний» (П. А. Марков). Недаром об эротическом бестселлере «50 оттенков серого» писали не так давно как о манифесте современной сексуальности, добавляя, что перевод этой книжки на русский «был расхвачен энергично, как докторская колбаса в советском гастрономе». Господи, что за времена!.. Впрочем, А. Хореняк в своем существовании на сцене вполне тактичен, и мне показалось, что смех в зале, когда в спектакле появляется Мальволио, — как в анекдотах про блондинок: добродушный, но отнюдь не примиряющий с их поведенческой бредятиной. Спектакль «Двенадцатая ночь» требовал воздушности, легкости и, может быть, «приморского» ветра и жара в оформлении. В определенной степени этого добивается художник Ольга Лагеда, а костюмы Янины Кремер — всепроникающие на все времена, стильные — украшают спектакль. К удачам «театральных специй», пожалуй, трудно отнести качество воспроизводимого в спектакле звука. Сегодняшний зритель, особенно молодой, привык уже к другому звучанию — и по громкости, и по объемности, аранжировкам, да целому ряду позиций еще. Песенку шута Фесте невозможно расслышать даже с третьего ряда партера. Впрочем, это, конечно, придирки. Главное, что можно поблагодарить театр, участников спектакля «Двенадцатая ночь» за прекрасное напоминание, что любовь есть. Она открыта везде — и в стране Иллирии, и у нас сейчас — и каждому. Важно только… Закончу длинной-длинной цитатой из стихотворения одной советской поэтессы: Любовь — любви не ровня, не родня. Любовь с любовью, боже, как не схожи! Та светит, эта жжет сильней огня, А от иной досель мороз по коже. Одной ты обольщен и улещен, Как милостью надменного монарха, Другая душно дышит за плечом Тяжелой страстью грешного монаха. А та, иезуитские глаза Вверх возводя, под вас колодки ищет… А эти?.. Самозванки! К ним нельзя! Разденут, оберут и пустят нищим… Любовь — любови рознь. Иди к любой… И лишь одной я что-то не встречала — Веселой, той, какую нес с собой Античный мальчик в прорези колчана. Господи, да у Шекспира есть и такая! Надо все-таки верить ему. Чем сильнее, тем лучше. Рапорт подготовил Аркадий ДЕЗДЕМОНОВ. Фото Георгия АХАДОВА
springsmile: Нижегородский рабочий № 30 / 17241 23 апреля 2013 Источник: «Ускользающий» Шекспир Театр драмы представил премьеру «Двенадцатой ночи» Комедии Шекспира — это не развлекательные костюмные пьесы плаща и шпаги, а прежде всего истории о любви и жизни. В этом был убежден московский режиссер Карен Нерсисян, решив взяться за постановку «Двенадцатой ночи». Премьеру зрители увидели в минувшее воскресенье на сцене Нижегородского государственного академического театра драмы. ИЛЛИРИЯ РЕАЛЬНА — Честно говоря, я не задумывался о жанре, — признался накануне режиссер-постановщик.—Пьеса очень непростая, есть моменты, где требуется откровенное водевильно-эстрадное существование. Но вместе с тем есть масса сцен, где много упоминаний о смерти и смысле жизни. Сохранить этот баланс — важная задача, над которой мы все работали. А для меня эта пьеса в первую очередь о любви и о ее странностях.Весь трагизм жизни показан через радость и чувства. По словам режиссера, Шекспир — автор непростой, ускользающий, поэтому без «мук творчества» не обошлось. Прежде всего Нерсисян обращал внимание на серьезные, сокровенные и мистические моменты. В процессе работы над пьесой он сделал для себя несколько открытий. Одно из них касается уточнения названия комедии. Обычно в большинстве случаев его переводят как «Двенадцатая ночь, или Что угодно», но это неправильно. Оригинал звучит как Twelfth Night, or What You Will, то есть «Кто ты будешь» или «Кем тебе быть». Именно от этого значения режиссер и отталкивался в своей постановке. — Распространенный перевод означает нечто легковесное, — считает Карен Нерсисян. — Мы можем создать на сцене «что угодно», но на самом деле происходящие события меняют дальнейшую судьбу всех персонажей, они все стоят перед определенным выбором. Еще одно открытие касалось вымышленной страны Иллирии, где происходят действия. Режиссер пришел к выводу, что она реально существовала на Балканском полуострове и находилась под мощным влиянием Италии, поэтому в пьесе множество средиземноморских мотивов. — Когда мы придумывали декорации с полуразрушенными колоннами, я начал искать в Интернете страну Иллирию, — вспоминает Карен Нерсисян. — Сразу наткнулся на фотографии сохранившихся обломков иллирийских храмов и понял, что утверждения насчет выдуманности и сказочности просто заблуждения. Я сразу увидел будущую декорацию этой реальной страны с реальными жителями и архитектурой. ЭПОХИ СВЯЗЫВАЮТ... ПРОВОДА Кстати, декорации и костюмы к пьесе получились весьма своеобразными, на что зрители не могли не обратить внимание. Так, на сцене присутствует... столб с электрическими проводами. Появляется старинный велосипед, на котором разъезжает дворецкий Мальволио, а другой персонаж, сэр Эндрю, шеголяет в шляпе канотье. Но во времена Шекспира ничего этого еще не было! Однако, как пояснил Карен Нерсисян, такие детали символизируют связь эпох. По его словам, пьесы Шекспира вечны и не стоит привязывать действие к определенному периоду. В то же время на сцене все должно быть оправданно. — Шекспир позволяет экспериментировать, и когда мы толь- ко начали репетировать, пошли придумки на грани театрального капустника, — рассказывает Нерсисян. — Конечно, на сцене не должно быть мобильных телефонов, магнитофонов и джинсов, я вынес на подмостки только то, что мне было приятно. У меня давняя любовь именно к старому театру и его атрибутам. Над декорациями работала московская художница Ольга Лагеда. По ее словам, режиссер достаточно четко представлял, что именно должно быть на сцене, но окончательный вариант рождался совместно. — Я подключилась к работе над спектаклем уже достаточно поздно, когда думать и выбирать было некогда, — говорит Ольга Лагеда. — У нас с режиссером- постановщиком сразу возникло взаимопонимание. МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ ШУТ В спектакле заняты известные актеры театра драмы. Заслуженный артист РФ Сергей Блохин играет влюбленного Орсино, герцога Иллирийского. Для многих зрителей такой выбор стал неожиданностью. — Было несколько вариантов распределения ролей, все постоянно менялось, — вспоминает Карен Нерсисян. — В одном из них Блохин фигурировал в роли сэра Тоби. Работа шла долго, менялся и мой взгляд на персонажей. Мне нужен был не романтический и утонченный вздыхающий герцог, а именно такой брутальный мужчина — ведь любви подвержены все. Роль Виолы досталась актрисе Марии Мельниковой. По словам Карена Нерсисяна, он сразу увидел в ней шекспировскую героиню, которая по сюжету переодевается в мужскую одежду, но при этом продолжает оставаться женственной. — Выбор передо мной не стоял, если бы не было Марии, не было бы и «Двенадцатой ночи», я бы взял другую пьесу, — говорит Карен Нерсисян. — Для меня это большая удача. Сама Мария Мельникова призналась, что подобный опыт стал для нее не первым — ранее ей уже доводилось примерять на себя мужской костюм в спектакле «Смерть Тарелкина», где она играла чиновника, а также на фестивале Евстигнеева. — Мне было очень интересно играть Виолу, — говорит Мария. — Эмоции только положительные. По сути это не мужская роль, я играю девушку, которая в свою очередь играет юношу. Самым трагичным и меланхоличным персонажем в пьесе стал... шут Фесте. Его роль сыграл заслуженный артист России Юрий Котов. — В пьесе немало парадоксальных вещей, — считает Карен Нерсисян. — Я думаю, что Фесте не столько шут, сколько поэт, возможно, сам Шекспир. Он наблюдает за происходящим, в его уста автор вложил песню о смерти. Роль графини Оливии досталась Маргарите Баголей и Анне Сучковой, брата Виолы — Себастьяна — играют Артем Прохоров и Павел Ушаков. В образе дворецкого Мальволио выступил заслуженный артист России Алексей Хореняк. В спектакле также заняты заслуженные артисты России Анатолий Фирстов и Николай Игнатьев, актеры Юрий Фильшин, Валентин Ометов, Николай Пожарницкий, Евгений Зерин, Светлана Кабайло, Юлия Муранова. Надежда КЕЙ. key@nrnnov.ru Фото автора
springsmile: Нижегородский рабочий № 38 / 17249 28 мая 2013 Источник: театральный городовой Жизнь — кино. И все тут Идея сравнить нашу жизнь с бегущим изображением на киноэкране известна давно.Ну, настоящая классика: «Жизнь моя — кинематограф, черно-белое кино». Это Юрий Левитанский. Но, помнится, задолго до появления этих строк Ян ван Эйк пишет свою знаменитую картину, где интерьер комнаты как бы повторяется в висящем на стене зеркале, словно уводя нас, зрителей, в бесконечность мира. ПОЭТЫ вообще-то давно «оседлали» метафору «жизнь — кино». Жил в эмиграции в прошлом веке такой поэт — Александр Туринцев, и он однажды написал: «Вся жизнь, растасканная понемногу, кривляясь, станет у порога и перед взором проползет потрескавшейся фильмой на экране». Ну чем, скажите, не эпиграф к «Вишневому саду»? А у нашего современника, поэта из Владивостока Юрия Кабанова тоже есть стихотворение «Такое кино» с такими запоминающимися строчками: «…а в чистом пламени лампадного огня небесная стрекочет кинопленка, вращается времен веретено, и ангел мщения с беспечностью ребенка снимает это вечное кино». Если для поэтов и художников езда в неземное по параболе «жизнь — кино» вроде бы освоена, то в театре, как мне вспоминается, такое метаморфическое «освещение» встречается не часто. Во всяком случае, трудно припомнить чеховский спектакль, где бы кто-то отважился на подобное. Хотя вот теперь и нашлись художники — режиссер Валерий Саркисов и сценограф Александр Орлов, которые в своем «Вишневом саде» на сцене Нижегородского академического театра драмы взялись за такую удивительную задачу. Огромная краса-люстра из зрительного зала театра перекочевывает на сцену в помещичий дом Раневской — Гаева, слегка похожий на вокзал или на вечный зал ожидания. Или даже на своеобразный зрительный зал, который «замыкается» киноэкраном, где «Прибытие поезда», где Чарли Чаплин, где «вырастает» замечательный летний закат, где опять вспоминается весна в цветущем саду и… опять, опять все повторяется сначала. Жизнь, где все те же страсти роковые и не очень, а Чехов Антон Павлович мудро, уходящим от земных печалей взглядом, прищуривая глаза, чтобы не выкатилась слеза или тихо не рассмеяться, втягивает нас в бесконечность и повторяемость мира. Именно так, мне кажется, «читается» метафорический луч, которым взялись подсветить участники «Вишневого сада» знакомую и любимую до боли пьесу. В замысле В. Саркисова не все сработало. Если все как всегда, как во все времена, и те же люди то хороши, то плохи, то не очень (это каким взглядом на них посмотреть), то, как бы это сказать, конфликтность сценического действа падает. Особенно приглушенной становится линия Раневской, а ведь ее история сюжетообразующая (по аналогии с бытующим словечком «градообразующий»). Поэтому, мне кажется, «Вишневый сад», премьера которого состоялась в июле и сентябре, к сегодняшнему дню приобрел какую-то неровность: есть сцены, которые идут при пристальнейшем внимании зрителей, и по сравнению с ними другие теряют «в весе» и атмосфере. Но если подумать о том, что мы соприкасаемся с Чеховым, то и временами возникающие пустоты, потеря психологической остроты покажутся простительными. Тем более что в избранном постановщиком решении и актерской манере — играть без нажимов — есть в нижегородском спектакле несколько несомненных удач. Все перечислять не буду, но, мне кажется, зрители обязательно отметят и А. Сучкова, и С. Кабайло, и М. Мельникову, и Е. Зерина. Раневская в версии В. Саркисова — одна из многих в вечной сумятице и «киношности» жизни. Но Елена Туркова свою героиню играет все равно в «классических аккордах» — похожа на раненую птицу, совершающую свой последний, поэтому отчасти беспечный полет. Интрига последних недель — возвращение в «Вишневый сад» Ольги Береговой. Точнее так: она репетировала роль Раневской, кажется, даже во второй раз в своей актерской жизни, но незадолго до премьеры родила двух замечательных девочек, поэтому к роли вернулась только поздней осенью, ни за что не желая упустить ее. Теперь у настоящих театралов появилась забота — обязательно увидеть и Раневскую-Береговую. Она действительно привносит в спектакль другие краски — ее героиня мягче, общительнее, контактнее, легче подчиняется потоку жизни…. Можно посмотреть чей-нибудь «Вишневый сад» и подумать, что жалко их всех там. После нашего «Вишневого сада» мысли и переживания другие: все мы, и те, кто в зрительном зале, в бесконечной жизненной связке и близи. Боже, как все у нас похоже, как все «отмонтировано» в одно вечное кино. И все тут. Рапорт подготовил Аркадий ДЕЗДЕМОНОВ. Фото с сайта театра. Р. S. Если кто-то пребывает в убеждении, что в Нижнем не найти настоящего спектакля по высоким художественным меркам и достоинствам, то он может сходить в ту же драму — «Женитьба», «Дядя Ваня», «Вишневый сад»… В мае два вечера подряд в зале театра работала съемочная группа телеканала «Культура» — «Россия К». Были записаны два спектакля, телеверсии которых сотрудники канала собираются показать в эфире. Конечно, лучше увидеть спектакль воочию, но особо неповоротливым советую следить за телепрограммами.
springsmile: Нижегородский рабочий № 40 / 17251 04 июня 2013 Источник: театральный городовой Ждите ответа В своей электронной почте нашел рассылку театра «Вера», прочитали не то чтобы порадовался, как и полагалось бы в этом случае, а скорее наоборот. Как говорит один мой приятель, настроение оказалось в том месте, где стена встречается с полом, вот там, под плинтусом, оно и разместилось. Повод для грусти оказался простым: театр извещал, что «с 1 июня здание театра на Мещерском бульваре закрывается на реконструкцию, которая продлится несколько лет». Реконструкция — это то, чего долго ждали, и «Браво!», что она началась-таки. Но вот «несколько лет»…Видать, работы предстоят по масштабам подобные реконструкции Большого театра или Мариинки. Я отыскал свои блокноты еще пяти-летней давности, и по ним получается, что «Вере» в общем-то повезло. Их «темой» заинтересовался в свое время губернатор Шанцев. По-моему, это он помог «перетащить» театр из городского ведомства «под крышу» министерства культуры областной администрации и потом постоянно напоминал своим помощникам о создании проектной документации реконструкции здания театра и прочем. Можно догадываться, что именно он провел через всякие препоны эту идею обновления театрального дома на Мещерском, которая теперь оказалась уже и реально, а не на бумаге толь-ко реализуемой. И все-таки от слов о «нескольких годах», когда театр будет жить на съемных «квартирах», неволь-но поеживаешься. За это время можно легко растерять и труппу, и репертуар, и настрой, да все что угодно. Конечно, может быть, не все так плохо. Помогло же министерство культуры «Вере» найти репетиционные помещения — это цокольный этаж Дома пионеров на Ванеева, называемого в народе почему-то исключительно общежитием оперного театра. Кстати, в тех местах — Кузнечиха и округа —ребятишки совсем не избалованы чем-то театральным. Вот бы со временем превратить репетиционную площадку на Ванеева в совсем небольшой театральный зал. Но это, конечно, мечты, мечты, где ваша сладость, а пока реконструкция здания «Веры» и масса вопросов. Почему она началась? Какие сроки проведения ее вменяются строителям? Как будет выглядеть обновляемое здание? Его основные характеристики? Где увидеть эскизы осуществляемого проекта? Какова цена вопроса? И прочее. Вот здесь Михаилу Грошеву, руководителю министерства, взять бы пример, скажем, с новых хозяев концертного зала «Юпитер». Собрали журналистов, рассказали об особенностях реконструкции, о возможности подключения к ней общественности, наконец, о сроках завершения — на все про все отводится ровно полтора года, и точка. Согласитесь, что полтора года — это не несколько лет. Да и просто владеть информацией многое значит для нашей с вами жизни. А то что получается в нашем же мин-культе: событие-то вроде есть, а его информационное обеспечение подзадержалось где-то на уровне 1961 года. Еще пример: с 1 июня вступил в силу антитабачный закон. Он напрямую касается учреждений культуры: театров, концертных залов. Как подготовились они к новому закону? Чего теперь ожидать курильщикам, посещающим театр? Говорят, что в связи с новым законом собирались установить в зрительских курилках новые, более мощные вытяжки. Где они? На какие деньги приобретены и когда реально будут установлены? «Антитабачники» требуют вынести служебные курилки из зданий театров на «свежий воздух». Побывав на гастролях в Гомеле, артисты Нижегородской драмы на себе прочувствовали, что такое воздушные процедуры. В белорусском театре служебная курилка устроена на улице. Актеры в антракте, разгоряченные и вспотевшие, выбегали на весенний ветерок, и после этого их хоть всех можно было отправлять на больничный. У нас тоже так будет? Или как? Можно ли где-нибудь ознакомиться с ясным, точным графиком «ввода» антитабачных мероприятий в театрах? Где, в каких собраниях «антитабачные действия» в театрах обсуждались с театральной общественностью? Непростой вопрос, вот ведь уже два Михаила — Боярский и Леонтьев — собирают общероссийское движение за права курильщиков. Да и вообще, существуют ли на сегодняшний день в природе хоть какие-нибудь «антитабачные» действия в нижегородских театрах? Похоже, что все идет по старой привычной схеме и колее: тех же самых щей под шумок различных СМИ да и влей. Нет, это вам не чудачество — информация полная и высокого качества, если мы хотим понимать то, что происходит на самом деле. Без информации, как говорили в старину, как зимою без дров. Ну, имеются в виду не те дрова, которые можно легко наломать. У нас, у театральных городовых, как и у журналистов, есть железное правило: информацию проверяй из разных источников. Кое-что уточнил и я. Почему в течение разных лет назывались разные суммы реконструкции здания театра «Вера» — то 60 миллионов рублей, то 130, а теперь около 200 — не знаю. А вот в сроках завершения работ не все однозначно. Есть специалисты, которые на подобных делах собаку съели, они утверждают, что дело растянется на несколько лет. Но строители, которые берутся за работу, уверены, что они уложатся за 17 месяцев и новый, 2015 год театр будет встречать в своем обновленном доме. В театре, конечно, верят в лучшее, но и худший вариант держат про себя. Поляки, по-моему, говорят, что все дело — соус, как подать. Теперь вот реконструкция здания «Веры» — факт. А вот то, что подается вяло, в каком-то полузакрытом информационном варианте(да и не только это, речь может идти о многих «горячих точках» нашей культурной жизни), так вот по поводу этого остается только руками развести…Набрал недавно справочную 09, ми-нут пятнадцать слушал музыку и бодрый голос неизвестной девушки: «Ждите ответа!». Рапорт подготовил Василий ПАНИХИДИН. Фото www.book-hall.ru.
springsmile: Нижегородский рабочий № 42 / 17253 11 июня 2013 Источник: театральный городовой Ну, а поцелуй-то где? Какая-то эпидемия напала на нижегородские театры, играющие для детей. В этом сезоне в каждом коллективе решили обратиться к «бродячему» сюжету о спящей заколдованной принцессе, царевне Белоснежке. Сначала это был театр «Вера» — «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях», затем ТЮЗ — «Спящая красавица», и вот теперь театр кукол со своей «Белоснежкой». Почему три театра почти одновременно выпускают три премьеры на сходный сюжет, да и еще практически рассчитанные на один и тот же детский возраст, тайна сия велика есть. То ли у нижегородских Оле Лукойе сказки уже все закончились, то ли это специальный такой театральный заезд по условной «Формуле–1» — это тоже неизвестно. Но вот теперь ясно, что болид театра кукол в данном случае не выиграл и пришел последним. Именно «болид», здесь почти нет оговорки. Потому что не успевает Белоснежка появиться перед нами, мы еще рассмотреть ее толком не смогли, а не то чтобы полюбить и посочувствовать ей, как все в спектакле и понеслось, можно сказать, сломя голову. Последнее тоже не преувеличение, потому что как можно объяснить, если толь-ко не какой-то передвижкой в голове, что романтический поцелуй принца, пробуждающий его невесту почти от вечного сна, заменен в спектакле метким выстрелом одного из гномов, отправляющим как раз на тот свет, очевидно окончательно, злую королеву? Этого оказывается достаточно, чтобы Белоснежка воспрянула ото сна и радостно повстречалась со своим женихом. Еще до социализма с человеческим лицом в Чехословакии, мы, молодые зрители, очень любили один фильм киностудии «Баррандов» о лихом ковбое, который наповал убивал любую муху. Там даже песенка была, которую применительно к нынешнему спектаклю театра кукол можно спеть примерно так: Чтоб Белоснежек оживлять, Надо королев стрелять! Чего с ними возиться-то, да еще эти поцелуи — мало ли кто что подумать может… Случившаяся в куклах «Белоснежка» — это не эпизод, это реальная ситуация, которая несколько лет поддерживается художественным руководителем театра Александром Ивановичем Мишиным. Поэтическое все больше исчезает из спектаклей, все больше заменяется, как сказал недавно один известный в стране музыкальный деятель, мускульным. Такую генеральную модель спектакля задает всем без исключения творческим свершениям театра его художественный руководитель. Да, «Белоснежку» поставил не А. И. Мишин, но как все похоже, все по лекалам, давно освоенным и утвержденным худруком. Строгость необыкновенная: шаг в сторону — считается побег. А театр кукол сегодня — это такая цитадель, где побег невозможен по определению. Здесь приветствуется только типовая застройка по спущенным и отмеренным моделям. «Я требую больше веры!» — вскричал однажды один советский поэт. После сегодняшних спектаклей Нижегородского академического театра кукол он мог бы прошептать только одно: «Я требую больше разнообразия!» В последние пару сезонов у нас в стране состоялось несколько кукольных фестивалей, довольно интересных, если судить по отзывам и интернетовским от-звукам. Среди участников этих фестивалей Нижегородского театра кукол не было, хотя звание академический вроде бы подталкивает быть впереди, на линии огня творческих поисков. Но чего не было, того не было. Может быть, просто поездки в другие города — это финансово сложно, может быть, еще почему-то. А я так думаю, что типовая застройка своего репертуара не очень-то сегодня интересна. Ну да, «мускульный» театр уже привычен и даже востребован детской аудиторией, но не одной ведь киноанимационной, «киномультяшной» составляющей должен быть жив человек, особенно маленький, который сегодня ребенок, а завтра — народ. Ищите и обрящете. Судя по «Белоснежке», «Красной Шапочке» и прочем, не больно-то в театре и ищут. Постановщик «Белоснежки» Александр Антоненко действительно строго придерживается канона, установленного худруком. Разница здесь в нюансах. А. Антоненко, по-моему, любит более основательно, что ли, откровенные диалоги. От этого действие спектакля в избранном решении как бы чуть-чуть «спотыкается». Зато голосовой «маневр» у актера больше и «искорки» случаются — и в «Бело-снежке». Программки на посещенном мною одном из премьерных представлений спектакля не было, выхода актеров к публике на авансцену в финале тоже не было, поэтому я определял актеров «по слуху» — извините, если кого-то пере-путал. Лирическая нотка, хоть чуть-чуть, но пробивается у Белоснежки Натальи Шкуро. Сергей Нужин, игравший Короля, умудрился прямо из ничего, в секунды охарактеризовать своего героя. Принц из Марата Сабирова до того уж легкий и не обескураженный, что будто бы прискакал из какой-либо «тусы» на Большой Покровской… Если бы еще все это собрать в какую-то целостность, продуманный эмоциональный ряд, а не просто в болидный за-езд погонялок-догонялок и приключений. Почему-то от спектакля в спектакль в куклах «сгорают» поэтичность, душевность, магия сказки. Мой знакомый грузин любит повторять пословицу своего народа: «Шашлык надо жарить так, чтобы ни мясо, ни вертел не горели». Рапорт подготовил Сергей ПАНИХИДИН.
springsmile: Нижегородский рабочий № 44 / 17255 18 июня 2013 Источник: театральный городовой Перевести в партер В Нижегородском академическом театре драмы, кажется, хорошо усвоили и кино-классику тоже. Во всяком случае, правило «Запоминается последнее» принято к руководству, и вот уже второй раз подряд последнее слово в нижегородском театральном сезоне оказывается за академдрамой. В прошлом июле «на сладкое» играли «Вишневый сад», в этом июне — «Саломею». И это не просто последний аккорд перед большим лет-ним театральным отпуском, для зрителей главным образом, а спектакли, способные увлечь театрально настроенную публику и вызвать горячие аплодисменты. И вот Искандэр Сакаев и вторая после «Острова грехов» работа молодого режиссера в нашей драме. На этот раз Оскар Уайльд и его «Саломея», которая, подобно хвосту летящей кометы, имеет совершен-но легендарную историю. Всего перечислять не буду, но напомню, что сама Алиса Коонен блистала в роли Саломеи на театральных подмостках Москвы и Парижа. И эта проекция на знаменитый спектакль Таирова и Камерного театра будет существовать всегда, хотим мы этого или нет, покуда на российских сценических подмостках будут вспоминать уайльдовскую пьесу. Легенды, по-спортивному сказать, прессингуют тех, кто приходит после них, но и постановщик, и актерский коллектив в нашей «Саломее» выглядят молодцами. И. Сакаев очень профессионален и добивается в своих постановках отточенной технической выстроенности. Любая деталь: от пластики движения до «сцепки» действия со сценографией, элементами реквизита — все классно «прописано» режиссером. На нижегородской сцене сейчас нет больше никого, кто бы умел так завораживать зрителей техническим совершенством, техническим обрамлением, как И. Сакаев. «Саломея» в драме — это своеобразное послание из другого театрального космоса, который как будто есть, существует, да не для провинциальных сцен. Теперь уже нет… Классика в иных наших представлениях — что-то исключительно совершенное. Это явное преувеличение. Та же Алиса Коонен по поводу репетиций «Саломеи» писала: «Вычурность текста ощущалась особенно сильно, ее надо было преодолеть». И. Сакаев очень интересно это делает, несколькими приемами: неожиданно «всколыхнулись» старые наработки «кабинетного», даже «кабарэтного» театра 70-х, есть попытки приблизиться к акцентам жесткого театра. Это все любопытно, но и явно подводит, потому что его «Саломея» распадается на глазах у зрителей, несмотря на техническую отстроенность, на целый десяток мини-спектаклей, которые эмоционально, смыслово порой плохо между собой контак-тируют. Актерам тоже в этих мини-спектаклях как-то трудно придать своим образам некую законченность. И если у некоторых — Юрия Котова, Алексея Хореняка, например, это все получается, то Сергей Кабайло в роли Ирода Антипы, по-моему, путь своей роли проходит до середины, а в финальной части сбивается и не находит нужный тон, необходимую проникновенность. Впрочем, это, возможно, и придирки. Но есть то, в чем обязательно совпадут зрители этого спектакля. Маргарита Баголей в роли Саломеи, пожалуй, самая неожиданная и самая удачная роль сезона не только в театре драмы, но и вообще на нижегородской сцене. Не скажу, что молодая актриса после двух премьерных представлений «Саломеи» проснулась знаменитой (с этим разберемся чуть позже), но то, что в Нижнем появилась новая актриса с притягательной индивидуальностью, гибкой внутренней техникой, это несомненно. Именно М. Баголей, мне кажется, вытягивает не только на сценическом нерве, но и благодаря большой своей воле главный эмоциональный настрой спектакля. Она подарила зрителям не только роль, но и надежду на то, что пришла яркая актриса. Конечно, «Саломея» зрителям запомнится и… очень скоро может исчезнуть. Так уж получается, что по ряду решений, по некоторым элементам постановочной культуры это спектакль не для всех. И когда думаешь, что спектакль должен собирать по 500—700 зрителей в зале, а публика эта будет разнообразной, разно-устремленной, зачастую поверхностной и невнимательной, нервный запас актеров на сцене от этого будет таять буквально на глазах, — от всех подобных размышлений грустно становится. «Саломея» может поблекнуть вмиг. Увы, Нижний не Москва, и театральные зрители, как недавно обнаружили в нашем театре оперы и балета путем социологического опроса, в основном приходят за развлечением. Для последнего «Саломея» — малоприспособленный спектакль. Есть, правда, еще метод Олега Павловича Табакова, примененный им на гастролях в Киеве. Тогда он распорядился на один из своих трудных спектаклей продавать билеты только в партер и включиться в работу по оформлению своего «партерного театра», в 3—4 названия. Получается, что «переводят в партер» не только в спортивной борьбе, но и в борьбе за зрителя и новые горизонты в жизни театра. Да, для администрации это хлопотно. Но для актеров это возможность полнее высказаться, для зрителей — больше услышать. Мой знакомый грузин любит повторять пословицу своего народа: «Где не выслушивают, там правда пропадает». Рапорт подготовил Александр РОТМИСТРОВ. Фото Георгия АХАДОВА.
springsmile: Нижегородский рабочий № 70 / 17281 17 сентября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Одиночество худрука на десятилетней дистанции Театральный сезон на нижегородских сценах словно вслушивается в известную команду: «Внимание, на старт!» Сообщаем, что эту же команду после летних отпусков в точности готовы выполнить и наши театральные городовые и завалить нас своими рапортами. КОГДА-ТО давно у Мэлора Стуруа или у кого-то из известинцев я прочитал очерк об одном американском актере и продюсере, совершенно одиноком и невостребованном человеке. Жил он на берегу океана и каждый вечер слушал прибой, а затем заходил по колено в воду и часами наблюдал закат. Человеческое одиночество называлось в очерке свойством капиталистического общества. Почти десять лет Георгий Сергеевич Демуров был художественным руководителем Нижегородского академического театра драмы. Принимать театр ему пришлось в жуткие времена: ни отлаженного репертуара, ни какой-либо систематической, а так, от случая к случаю, работы актерской труппы, низкий уровень режиссуры, падение зрительского интереса. Театр скорее напоминал раненую подводную лодку, покоящуюся на боку в безмерных театральных просторах. И вот через десять лет картина совсем иная: театр обрел и свое лицо, и точно встроился в силовые линии, пронизывающие сегодняшний театральный процесс, без излишней боли и скандалов произошла неизбежная смена актерских поколений и — едва ли не самое главное — в театр вернулись зрители. Что же помогло Г. С. Демурову в такой подъемной работе? Наверное, прежде всего замечательный природный дар интуиции, художественный такт и вкус, которые тоже достаются не всем. А еще ясное понимание очень простых, но очень существенных вещей. 1. Театр стал практиковать работу со специально подбираемыми режиссерами-постановщиками. К этой практике, которую в театральных кругах еще называют «театр-гостиница», обратились сегодня многие коллективы страны, в том числе московские («Современник», например), но утвердить ее в театрально-патриархальном Нижнем, утвердить без болезненных конфликтов, было очень не просто и во многом удалось благодаря худруку. 2. Во времена определенной деградации культуры, усиления потребительски-развлекательных тенденций Нижегородский театр драмы сумел сохранить «золотое сечение» репертуара, где приоритет остался за классикой: ею в основном сформировано сегодняшнее лицо театра, его содержательный месседж — послание зрителям. Театралы со стажем могут подтвердить: не было еще в драме в последние десятилетия человека, который, как Демуров, так настоятельно и последовательно вводил классику в текущий репертуар. 3. Театр — место, где труппа работает, и не просто работает, но вкалывает. Помнятся те времена, когда между репетициями премьер образовывались окна «простоев» в несколько месяцев. Худрук постоянно проводил политику максимальной занятости в новых спектаклях всей труппы театра, всех актеров. За годы его службы сложилась очень правильная политика, когда театр обязательно готовит по четыре-пять премьер в сезон. Понятно, что она не могла бы существовать без поддержки руководства театра, но в данном случае важно и то, что активным, неустанным ее проводником, а во многом и родоначальником, был именно худрук. 4. К моменту, когда Г. С. Демуров заступил в должность, вокруг театра драмы сложился определенный «критически-оценочный» вакуум. Критики для обсуждения спектаклей назначались в театр только людьми, руководившими отделением СТД, другая критика — газетная — в Нижнем почти умерла. С первых недель и месяцев своей работы Г. С. Демуров отстаивал необходимость для театра хотя бы минимальной гастрольной и фестивальной деятельности. Только это могло стать зеркалом, которое помогло бы видеть истинное положение дел в театре. И здесь важна была, конечно, совместная работа всего руководства театра, но горячее участие в организации гастрольной и фестивальной деятельности принадлежит именно Г. С. Демурову. Благодаря своим многочисленным гастролям, участию в фестивалях театр, актеры обрели новую уверенность в своих силах, реально почувствовали, что Нижний Новгород не только существует на театральной карте России, но занимает там вполне достойное и высокое положение. 5. Труппа любого театра — это система, скажем так, по-театральному, «первачей», ведущих актеров. Теперь уже неоспоримый факт, что за десятилетие своей работы худрук помог сформироваться новому ведущему ядру драмы. Это группа актеров 30—40-летних, без которых сегодня нет театра: С. Блохин, А. Хореняк, А. Сучков, В. Омётов, М. Мельникова и ряд других. Формирование такой «первой линии», заметные актерские успехи, которые подтверждают В. Никитин, Т. Кириллова, Ю. Фильшин, Е. Туркова, Ю. Котов и ряд других актеров, стали возможны только при благоприятствующей и прочувствованной политике художественного руководства. 6. Наконец, последний и, пожалуй, самый ответственный шаг, на который решился худрук Г. С. Демуров. Понимая, что время на месте не стоит, приходят и в зрительный зал новые ощущения жизни, более свежие, обновленные, что ли, за последний сезон-два в театре он провел и смену режиссерских поколений. К успешно работающим в постановках театра добавились К. Нерсисян, В. Данцигер, И. Сакаев. Это обещало целый ряд решительных перемен в жизни театра. Казалось бы, и флаг в руки худруку. Но службу он вдруг оставил. Возможно, это верный шаг, и мы увидим новые, не менее интересные завоевания театра. Есть, правда, и опасность реставрации в жизни труппы негативных ситуаций, существовавших до пережитого десятилетия. Поживем — увидим. Новый главный режиссер театра В. Данцигер полон планов, креатива, он несет с собой энергию молодых и стремящихся добиться успеха. Собственно, в драме ничего, что вселяло бы пессимистические настроения, не произошло. Скорее наоборот. Вот только… Вот только не лезет из головы старый известный очерк. Как-то все-таки не логично, что опыт и интуиция бывшего худрука стремительно оказываются ненужными. Впереди — новые маршруты и новые порты причалов… А вот интересно, о чем же все время думал тот американец на берегу океана? Одна старинная мудрость утверждает, что венец мужества — скромность (а я-то то и дело недоумеваю, почему вокруг так мало мужественных людей?). Может быть, тот американец думал просто о мире и о скромном своем месте в нем? Рапорт подготовил Сергей ЛАМПАДКИН. Фото из Интернета.
springsmile: Нижегородский рабочий № 72 / 17283 24 сентября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Сумма слагаемых не равна спектаклю Дал старт премьерному слалому нового нижегородского театрального сезона ТЮЗ. Именно на его сцене 13 сентября (да еще пятница… нет, суеверий мы не боимся) сыграли премьеру по пьесе В. Дурненкова и Ю. Алесина «Операция «Память» («На деревню к бабушке») в постановке главного режиссера театра Виктора Шраймана. И ЭТО далеко не единственное «первенство» этого спектакля, этой премьеры в нашем театральном пространстве. Где, скажите, еще можно увидеть спектакль, место действия которого обозначено «наши дни»? Где разыскать такую работу, которая была бы обращена к зрителям 10—14 лет? Как нам, теперь уже бабушкам и дедушкам, рассказать просто и без назиданий компьютерным и «планшетным» детям о том, какие мы песни любили, как верили, дружили, как дружно жили по адресу, который не дом и не улица, а весь Советский Союз? Не рассказывать вообще — значит обма-нывать себя и обделить частичкой бытия, общей истории идущих за нами вослед. А попробуй расскажи! Наверняка столько услышишь неудовольствий и упреков, что в следующий раз, выбирая пьесу для постановки, явно поменяются местами слагаемые. Мол, мы о вечном (через классику), а потом и о себе. О себе же именно, чтобы хоть на йоту приблизиться к вечному, — путь рискованный и по нынешним театральным меркам неблагодарный. Легко представить себе остальные «точки обстрела» новой премьеры ТЮЗа. Жанровая «рыхлость», а местами и невнятность пьесы. Нацеленность (может быть, и подсознательная) создателей спектакля на «образец» жанра народной лирической комедии, скажем, такой, как «Любовь и голуби», все время «натыкается» на внутреннюю холодность, конфликтную поверхностность, а порой легкость в мыслях и переживаниях героев необыкновенную. (Юный герой в поисках бабушки, теплоты общения с ней приезжает в деревню, встречается здесь с ровесницей, со своей, наверное, первой любовью и тут же запросто «сдает» ее, объясняя своему деревенскому сопернику, что вообще-то он приехал не ради какой-то там Ленки. Боже мой, как я понимаю в этот момент тех, кто хочет видеть истории о Томе Сойере, а не о Грише-москвиче.) Наконец, добиваясь особой интонации в передаче деревенской жизни, постановщик так перегружает спектакль песенно-музыкальными и прочими ретрослагаемыми, что уже и не поймешь, на каком свете ты находишься. Может быть, Гриша ехал-ехал из Москвы в бабушкину деревню и с помощью персонажа, прозываемого в программке Некто Загадочный, в машине времени перескочил лет на 30—40 назад. А что, похоже… Словом, уверен, авторам спектакля «Операция «Память» достанется еще на орехи от всякого рода раздраженных зрителей — школьных учителей, администраторов, продвинутой детворы и еще кого-то. Часть зала обязательно заметит другое. Чистоту и искренность интонаций, которые ни за что не сымитируешь — они или есть в душе, или их нет — и которыми пронизана новая постановка театра. Нельзя не увидеть какого-то совершенно бурлескно-каскадного Леонида Ремнева в роли Пала Акимыча. Поразительно легко актер находит в себе новые стилистические краски, и как его Пал Акимыч букетом цветов «салютует» на сцене, так Л. Ремнев «выплескивается» в зрительный зал. А дебют еще вчерашнего выпускника театрального училища А. Харитонова в роли главного героя Гриши? Работа добротная и уверенная. Есть еще художник В. Ширин, со вкусом, многослойно организовавший «деревенскую поляну» на сцене. Если рассматривать новый спектакль ТЮЗа сквозь призму его удач и их слагаемых, то зрителей последняя премьера театра не должна разочаровывать. Если же попробовать сложить все вместе — удачи и промахи, то… авторам спектакля придется потерпеть — взыскивать тоже есть за что. Кстати, на тройку главных ролей спектакля, кроме Л. Ремнева, И. Троицкой и М. Черновой, заявлены в программке и другие трое — А. Айрапетов, И. Долганова и С. Дацук. Можно предположить, что с участием последних будет на сцене происходить совсем другая история. Жизнь полна импровизаций… И самое последнее. Может быть, попросить этого самого Некто Загадочного и, например, собрать на «Операцию «Память» зал исключительно из… пенсионеров. Ей-богу, предчувствую, что произойдет что-то хорошее: старый — он что малый. Ну да ладно, пусть не так кардинально. Превзойти бы администраторам театра самих себя и собрать хотя бы два (!) зала исключительно из зрителей — бабушек и дедушек и их замечательных внуков и внучек. Атмосфера такого зала может надолго удивить и вдохновить. И потом, впервые в России, да что там в России — в мире, в зале только те, кому за 55, и только те, кому не больше 14. Черт возьми, чудеса хочется видеть не только на сцене, но и ощущать их в зрительном зале. «Ищу решение своих спектаклей в зрительном зале» — примерно так говорил Георгий Александрович Товстоногов. Рапорт подготовил Артем УКУСИ-КАЛАНЧЕВСКИЙ.
springsmile: Нижегородский рабочий № 74 / 17285 1 октября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ С гэговским приветом! Когда Г. А. Товстоногов пригласил к себе в БДТ из акимовской Комедии Н. Н. Трофимова, то, говорят, года два с режиссерского пульта во время репетиций то и дело раздавался голос Георгия Александровича: «Николай Николаевич, это вам не Комедия». У меня такое ощущение, что постановщик «Леса» Н. А. Островского уже в нашей «Комедiи» Анна Трифонова на репетициях, наоборот, все время твердила актерам: «Не забывайте, что вы играете в комедийном театре!», настолько все действие, все происходящее на сцене «пропитано» приемчиками, гэгами и стилистическими выкрутасами традиционного комедийного представления. НЕКОТОРЫЕ из них совсем уж ветхозаветные, другие счастливо найдены и придуманы для нынешней постановки «Леса». Но все, буквально все отмечено тактом, вкусом, неназойливой мягкостью постановщика, и это прямиком «проводит» спектакль в сердца публики. «Лес» в «Комедiи» — обреченный спектакль в том смысле, что зрители готовы принять такую актерскую игру и солидарны с ней. Ну и все же, что, помимо игрового обрамления, приготовили нам театр и Анна Трифонова? Ведь одно перечисление «лесных участков» нашего театра вызывает содрогание в сердцах театралов: «Лес» у Вс. Мейерхольда, довоенный еще спектакль в Малом с А. А. Яблочкиной и послевоенная постановка во МХАТе, спектакль П. Фоменко, который назывался «Требуется актриса на драматические роли» и шел в той же ленинградской (тогда) «Комедии»… А что у нас? Нет, играть про то, что «грабители народа выступают в обличье ангелов-хранителей» (Г. Бояджиев), или про «темный» лес Гурмыжских и Восмибратовых с их звериной борьбой сегодня, по-моему, мало кто согласится. Все проще. Стареющая дама при деньгах и капитале положила глаз на юного кота-ловеласа, а тут еще не вовремя приключается какая-то невнятная история с племянником, провинциальным актеришкой… Сюжет, который в каждом третьем современном телефильме присутствует как данность. Поэтому ни сатиры, ни гротеска от нашего «Леса» не ждите и не пытайтесь найти их на сцене. Есть просто игра и всплески эмоций. И Марина Вязьмина-Гурмыжская проводит свою роль отточенно и на подъеме. Это такой сгусток эгоизма и расчетливости, такой «выпестыш» (от слова «выпестовать») и нашего с вами времени тоже, что, боже мой, какой там век позапрошлый — кажется, наша Гурмыжская только что выпорхнула из собственного «Ниссана». Планировала ли Анна Трифонова спектакль с доминантой одной роли, не знаю, но так случилось. Многие другие персонажи, даже притом что в их исполнении тоже находятся сильные стороны, оказались на периферии происходящего. Хорош подтянутый, почти офисный клерк, а не темный купчина-самодур, Олег Фаттахов (призванный на спектакль из ТЮЗа) в роли Восмибратова. Не везде по спектаклю отстроилась роль «младого женишка» Буланова у Дмитрия Ерина, но ситуацию преображения его героя «в князи» артист исполняет отменно. Ольга Удалова в своей Улите пытается сохранить и донести до зала, часто не без успеха, чувство внутреннего юмора своей героини. Эта краска очень созвучна многим персонажам Островского. У Анны Трифоновой уже складывается собственная линия в нашей «Комедiи». После трогательных, вдумчивых володинских «Пяти вечеров» вот теперь «Лес», ну, пусть и слегка «загэченный», бывает, сила и правда чувств в спектакле подменяются накалом эмоциональности, но это то, что случается. Во всяком случае, должно случаться в театре, который избрал для себя как ведущий комедийный жанр. Жаль, что постоянный соавтор А. Трифоновой сценограф Юлия Юдина-Клюгвант на этот раз не совсем удачно поддержала постановщика: ее решение плохо читается и понимается. И все-таки сенсация на самом первом премьерном спектакле «Леса» в нижегородском театре произошла. Именно в зрительном зале. Вы не поверите, но 85 процентов зрителей, пришедших на премьеру, были явно моложе 30 лет. Где, когда можно найти еще в наших театрах молодого и динамичного зрителя? Причем администрация уверяет, что билеты и в партер, и на балкон распространялись только через кассу, и уже за две недели до премьеры в партере были выкуплены 200 мест. Пока наши менеджеры от театра, администраторы и директора решают, где бы им и как «раздобыть» на свои спектакли молодого зрителя, он, пожалуйста, преспокойно занимает зрительный зал в «Комедiи». Просто настоящий феномен этого театра. Оставим в стороне всякие разговоры про потакание низким вкусам, облегченность и невзыскательность художественных решений. Этого просто нет. Все тактично и мягко. Но нынешний «Лес» явно демонстрирует, на что опирается театр, находя поддержку у очень консервативной и не склонной до поры до времени к театральному фанатизму молодой аудитории. По пунктам. И пока без комментариев. Первое. Наши театры пропустили мимо своего внимания широкий слой публики, который незаслуженно называют «офисным планктоном». А оказывается, эта публика не только на Болотную ходит, но умеет любить и ценить свое в театре. Второе. Без ясной, до конца осознанной и до конца проведенной «зачерпнутости» происходящего на сцене с сегодняшним днем молодой зритель в театр не пойдет. Третье. На «золотых масках», к примеру, шум, гремят витии, а там, в глубине России, по-прежнему сердечность, теплота, мягкость, доброта, улыбчивость, идущие со сцены, выше цены и расценки. Это данность, господа. С реалиями жизни надо считаться. Рапорт подготовил Аркадий ДЕЗДЕМОНОВ.
springsmile: Нижегородский рабочий № 76/ 17287 8 октября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Код утерян — ну честное пионерское Вроде бы все понятно. Скажем, у вас есть банковская карта с определенной суммой. Но вот если вы подзабыли ее ПИН-код, то получается, что у вас ее и нет. А дальше идут вопросы. ГОДА два тому назад однажды летом я спиратствовал: перекачал себе, наверное, почти все выпуски «Ералаша» советских лет, уселся перед телевизором и… очень скоро заскучал. Нет, юмор совершенно прелестный, добрый и мягкий, трогательны многие актеры в своих миниатюрах, а уж дети-артисты тем более. Но что-то самое главное, самое важное исчезло с телеэкрана, словно моя «зрительская карта» оказалась без заветного пин-кода. Вроде бы так не могло быть, ведь детство — это величина постоянная. Скажем, история о том, как один озорной мальчишка с далекой реки Миссисипи однажды красил забор, и через двести лет не потеряла обаяния и притягательности и останется таковой еще многие годы. А здесь, поди ж ты, что-то в поведении тех девчонок и мальчишек казалось теперь несовместимым с нашим нынешним бытием. Долгими, короткими ли были мои размышления, но я пришел к выводу, что жизнь ребенка, в том числе и моя, в советские годы программировалась определенным образом. Все эти пионерские сборы, лагеря, «Зарницы», металлолом, технические кружки на каждом шагу, походы, хоккейные коробки рядом с домом, футбольные и хоккейные телевизионные репортажи без рекламы «Сиалекса» (теперь подобное надо как-то объяснить десятилетнему пацану), но с замечательным голосом Николая Николаевича Озерова: «Го-о-л!» А цирк, а ожидание каких-то огромных и невероятных путешествий по нашей Земле или даже таких замечательных, как у Юрия Гагарина… А песни и музыка нашей юности с последним синим троллейбусом, случайным, или призывом «Чуть помедленнее, кони!» и «мантрой» «Нет, ребята-демократы, только чай»… А прорвавшиеся из «окружения» наших доблестных глушилок любительские перезаписи композиций «Битлз» (ради их прослушивания мой товарищ почти самостоятельно выучил на очень приличном уровне английский)… Нет, конечно, сегодня много хорошего и свободного есть в жизни наших детей, но программа, которая закладывалась в советских пионеров, тоже осталась — как воспоминание, как неразрывная частица детства, как мечта-идея, которая мелькнула и растворилась в космосе времени. Виктор Драгунский был талантливым и чутким человеком, писателем. Его детский цикл «Денискиных рассказов» в 60-е оказался одним из самых востребованных и у юной, и у взрослой аудитории тоже. Да и сегодня это уже советская классика, пережившая полвека и охотно читаемая всеми, от мала до велика. Этой осенью В. Ю. Драгунскому исполнилось бы 100 лет. Его дочь Ксения, известный ныне драматург, не без настоятельных просьб нашего театра «Вера» написала пьесу-инсценировку нескольких рассказов отца. Вот она-то и стала премьерой спектакля «Денискины рассказы». «Удивительный день с перерывом на буфет» сыгран 28 сентября. «Веру» называют детским театром, а сегодня надо бы добавить еще одно звание — разъездной, потому что собственное здание театра обнесено голубым забором и встало на реконструкцию (как бы хотелось вместо словечка «встало» написать «закипело работами по реконструкции», но…). В условиях бесконечных разъездов по сценическим площадкам города, а частично и области тоже, не так-то просто сохранить театру жизненный тонус и знакомый нам уже художественный уровень. Но чудеса случаются (чаще всего они происходят в театре и цирке — это я вам как бывший пионер Советского Союза говорю), а «Денискины рассказы» в «Вере» получились милыми и веселыми. Постановщики спектакля Вера Горшкова, Елена Лопухинская и художник Андрей Михайлов проявили много выдумки, находчивости и изобретательности, создавая «игровую» обстановку спектакля (считается, что дети лучше «усваивают материал», если им сразу дают понять, что с ними играют). Не знаю, я бы немного уменьшил в спектакле игровые и завлекательные «переходы» и поднял бы планку его «возрастного ценза»: сейчас приглашаются зрители от 6 лет, но, похоже, публика у «Денискиных рассказов» должна быть повзрослее. И три роли спектакля сыграны Дмитрием Сухановым, Алексеем Степанушкиным и Марией Митрофановой с таким расположением к своим героям, с такой чистотой интонаций, что этому можно только аплодировать. Кажется, Алексей Степанушкин в «Денискиных рассказах» вообще обретает какую-то новую уверенность в себе, актерски становится гибче. А Мария Митрофанова просто хороша. Как-то без шума и лишней огласки эта актриса сегодня заняла место в звездном пуле актеров детских театров Нижнего. Зрителей «Денискиных рассказов» в «Вере» разочарования, в общем-то, не поджидают. Хотя аура жизни Дениски, Мишки с Аленкой интереснее, увлекательнее, богаче, неожиданнее, лиричнее и программнее, что ли, в отношении добра и любви. Даже в рассказах самого Виктора Драгунского. Так сегодня кажется. А вот как сегодня все это передать со сцены, неизвестно. Код потерян. Или, если сказать это совсем по-детски, утерян золотой ключик где-то на дне озера детских снов и переживаний. Честное пионерское. Остается только ждать чуда, что кто-то его обязательно найдет. И тогда… Рапорт подготовил Сергей ЛАМПАДКИН. Фото Георгия АХАДОВА.
springsmile: Нижегородский рабочий № 78 / 17289 15 октября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Опискин страшнее, чем дары данайцев Последний спектакль на нижегородской сцене в первой премьерной волне нового театрального сезона (август — начало октября) оказался преинтереснейшим и прелюбопытнейшим. Я имею в виду «Опискина» — в инсценировке и режиссерской постановке Валерия Саркисова повести Ф. М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели». НОВАЯ постановка оказалась не просто насыщенной всевозможными мотивами и оттенками нашей с вами сегодняшней жизни, но пропитанной ею, как губка в водеокеане нашего бытия. Собственно, еще сам Федор Михайлович предчувствовал особый масштаб фигуры Фомы Фомича Опискина, сообщая кому-то из близких, что здесь он имел в виду огромный типический характер, долго обдумываемый им и столь распространенный в жизни русской. Для литератора, писателя самой высшей ступенью его мастерства оказывается умение воплотить характер-тип. И тут интересно, на что же руку-то поднял Федор Михайлович? Если пропустить всякие социокультурные объяснения вопроса и сказать грубо, зримо и по-современному, то речь идет о выдающихся манипуляторах общественного сознания. Таких мы знали предостаточно, испытали, что называется, на собственной шкуре. Помню, один человек в конце 80-х объявил войну привилегиям. Дважды проехался не на служебном авто, а на троллейбусе до районной поликлиники и… я поверил. Да что там я, полстраны уверовало, что привилегиям теперь у нас кирдык, как говаривал позднее герой фильма «Брат». Надо сказать, что с привилегиями мы боремся, и успешно, до сих пор. Не жалея никаких сил, Р. Абрамович борется с привилегиями: исключительно англичан покупать дорогие футбольные клубы или с привилегиями ньюйоркцев приобретать самые дорогие жилые дома в их родном городе. А один журналист, которого я почитывал в свое время на сайте «Слон», недавно выступил против привилегии бедных и безработных участвовать, как и всем, и голосовать на выборах. «Нужно менять отношение к этим людям, надо перестать считать их «жертвами капитализма». Они сами виноваты в своих бедах» — так и написал. А пока просит примерно миллиону человек к избирательным урнам не подходить. А там, глядишь… Ведь произнесла же этой весной вице-премьер Ольга Голодец загадочную фра-зу о том, что мы не знаем, где трудятся 38 млн. россиян трудоспособного возраста. Тоже вроде безработные, получается… Впрочем, бог с ней, с этой политикой. «Перевернуть» кое-что в наших с вами головах и так хватает желающих: от «втюхателей» чудодейственных БАД до стирания, размывания граней таких понятий, как честность, ответственность, трудолюбие. Мы живем в эпоху манипуляций, и классиком в этой сфере по праву можно считать Фому Фомича Опискина. Свою версию «приключений» этого рыцаря и «оранжевой предтечи» дают В. Саркисов со артисты. Делают это так эмоционально и художественно убедительно, как редко случается на нижегородской сцене. Прежде всего чувствуется, что В. Саркисов перечитал Ф. М. Достоевского с совершеннейшим пиететом и влюбленными глазами. Это как чтение любимой книги, любимого автора. Станиславский, кажется, советовал после взятия пьесы в работу объявить для всех в театре дни влюбления в нее. В. Саркисов и все участники спектакля сохранили это чувство до самой премьерной коды. Постановщик спектакля сделал очень важный стилистический ход, немножко растормошив наших актеров, убедив их быть чуть-чуть резче, картиннее, что ли, темпераментнее, чем обычно. Достоевского нельзя играть при «средней по больнице» температуре. Здесь необходима какая-то особая «плавная» гротесковость, умение переключаться из одного регистра игры в другой. И получается же почти у всех. Хороша Елена Суродейкина — богатая невеста, выстраивающая роль на едких, но не выпирающих, а чуть заметных контрастах. Уездная дама в исполнении Тамары Кирилловой и Маргарита Алашеева — Генеральша нигде не сбиваются с тона и счастливо найденного рисунка. Мария Мельникова, пожертвовав всегдашней сердечностью своих героинь, на этот раз образец уездной барышни, у которой уже все давно задумано. Валерию Ники-тину, казалось бы, и играть нечего в крохотной роли камердинера, но ведь находит артист такие краски, паузы, интонации, что взамен получает несомненное расположение зрительного зала. И все-таки «Опискин» — спектакль двух или даже одного актера. Сергей Блохин собран и обаятелен, его герой Ростанев приближается к какой-то неискусственной, невыдуманной духовной чистоте, которой зал внимает с пристрастием. А вот Александр Сучков — Опискин — маленькая наша сенсация. Мало того, что это одна из лучших сценических работ артиста. Здесь собралось многое. И схожий, уже сыгранный Тартюф, и человечность других героев А. Сучкова, и трудно добираемый все-таки, но темпераментно-эмоциональный рисунок роли, как в «Вишневом саде». Но так, все вместе, это проявляется у А. Сучкова, пожалуй, впервые. Здесь не форсирование одного качества, или другого, или третьего, а какая-то растворенность в искренности и индивидуальности. Это, кстати, является и ключом роли. Обитатели Степанчикова верят даже не сути слов Опискина, а искренности, растворенности его самого в потоках льющейся темпераментной речи. Причем темпераментность — это «зигзаг» всегда, когда не хватает в речах интригана энергии мысли, ума. Боже, как мне напоминает подобное нашего прославленного Либералиссимуса (мое личное оценочное мнение. — К. В.)! Опискин у А. Сучкова — хват, прародитель, Адам манипуляторов всех мастей. Бойтесь Опискина больше, чем даров данайцев. (Кстати, зачем инсценировщик убрал у этого героя его апостольское имя?) Пушкин не признавал русской речи без грамматической ошибки. Мне же кажется, что не может быть любого отзыва о спектакле без ложки дегтя. Так вот, о ложке дегтя. Хорошие спектакли за последние годы на сцене академического театра делать научились. Беда лишь в том, что никак не хватает времени перевести их в разряд козырных. «Опискину» так необходимо подсократиться в прологе и первой трети спектакля, немножко отстроиться по ритмам в середине, уточниться по некоторым персонажам. На все это необходимо время. Да где его теперь взять? Уже играются премьеры. Рапорт подготовил Кирилл ВАВИЛОНОВ. Фото Георгия АХАДОВА.
springsmile: Нижегородский рабочий № 80 / 17291 22 октября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Пока без грохота аплодисментов Те, кто убеждали самих себя и окружающих, что нижегородская театральная жизнь ничего собой не представляет, кроме провинциального болота, оказались в очередной раз посрамленными этой осенью. ДВА просто самых решительных лидера новой драмы появились, правда, довольно неожиданно, в репертуаре двух сценических площадок. Нет, и раньше случалось: В. Сигарев шел в «Вере» и идет до сих пор в «Комедiи», и М. Угаров и его «Обломов»(или «Обломоff”?) замечен был там же, И. Вырыпаев дважды сыграл свой «Кислород» у нас. Мелькали и другие имена, а в актерских и режиссерских читках пьес в последнюю пару лет перед любопытствующими предстал если не взвод, то явно целое отделение молодых, дерзких, ударных, часто лексически ненормированных друзей абсурда, постмодернизма и некоторых других измов. Затравка и культивация театральных нижегородских полей прогрессивными ростками новой драмы идет. Правда, пока без оглушительного шквала аплодисментов, но и без грохота словесной канонады, что тоже неплохо. Первой отметилась у нижегородских берегов «канонерская лодка» Вячеслава Дурненкова, и не где-нибудь, а в ТЮЗе. Я имею в виду спектакль «Операция «Память» по пьесе, написанной настоящим мэтром новой драмы в соавторстве с Ю. Алесиным. Впрочем, для некоторых это не было удивительным. Если родной брат Дурненкова Михаил — один из главных «кулинаров» «драмопоэзы» в Любимовке, то Вячеслав замечен уже давно в другом. Он много работает с разными людьми, попавшими в беду, — трудными подростками, больными ДЦП, заключенными, сочиняя вместе с ними и разыгрывая потом их пьесы. Еще В. Дурненков недавно в интервью объявил, что собирается, кажется, в одном небольшом уральском городе вдоволь наговориться с подростками и потом, уже самостоятельно, написать пьесу. В общем, как ни крути, но В. Дурненков и ТЮЗ, получается, совместимы. Сложнее с Максимом Курочкиным. Давно уже имея (в определенных кругах) репутацию блестящего драматурга, он плохо все-таки вписывается в театр (несмотря на мощную поддержку В. Мирзоева и М. Угарова),оставаясь по преимуществу драматургом читок и любительских спектаклей. Можно вообразить и представить себе, какой силы сопротивление пришлось преодолеть постановщику спектакля по пьесе М. Курочкина «Класс Бенто Бончева» Льву Харламову, чтобы ввести в «территориальные воды» театрального училища «крейсерский корабль» Максима Александровича. Однако это случилось — 12 октября в учеб-ном театре на 4-м курсе драматического отделения. Для особо переживающих за-мечу сразу — после премьеры обнаружилось, что ничего катастрофического не произошло: корабль не затонул, копилка ненормативной лексики осталась почти пуста, но и затянуть что-нибудь возвышенное и пафосное типа «Гром победы, раздавайся!», по-моему, никому особенно не хотелось. В таких случаях спортивные комментаторы говорят «боевая ничья». Но это в спорте, а в театре всегда надо выяснить, на чьей вы стороне и за кого вы, мастера культуры? Лично я, хоть и не являюсь мастером, но поддерживаю М. Курочкина. В разных интервью он признавался, что пьеса «Класс Бенто Бончева» о любви, но без любви. А что же тогда остается? В сухом-то остатке? Из пьесы буквально сочится ирония. Да, и сама фабула в этой антиутопии — иронично насмешлива. Некие молодые умы будущего догадываются, что сексуальное влечение полов не всегда определяло поведение людей и вело их по жизни, что… В общем, во времена написания «Бенто Бончева» М. Курочкин признавался, что пьеса должна существовать на грани фарса, тогда это сильно. Должна-то должна… Но, во-первых, у нас, зрителей, есть устоявшиеся пристрастия и запросы. И спектакль без любви для нас такой же нонсенс, как оказаться зимою без дров. Л. Харламов «прокручивает» красивые эмоциональные ряды через «визуальный фильм» по истории обнаженной натуры мастеров живописи и через всякие песенки на английском сленге, так славно продемонстрированном нам однажды министром Мутко (Владимир Владимирович Путин пообещал, что к ЧМ-2018 Мутко выучит еще и французский, чтобы понравиться лично Платини, но это к слову). Во-вторых, уметь играть иронично — это надо раствориться в бытовом, психологическом театре. Это другое. В конце концов, спектакль театрального училища начинает напоминать юмористику какого-нибудь (любимого мной) Коклюшкина. Это все равно что «шел на Одессу, а вышел к Херсону». Итог постановки таков, что какие там к черту сексуальные влечения: как женщина захочет, так и будет. Вот и весь сказ. А ирония? Ну, вот аранжировки песенок О. Митяева и А. Пахмутовой — это в точку. Жаль, что подобных попаданий в спектакле маловато. Хотя наиболее решительных и революционно настроенных зрителей с восклицаниями типа «нет, это не Рио-де-Жанейро!» прошу не спешить. В конце концов, какая разница, если что-то недопроявилось, недополучилось, если хорошие чувства зашевелятся у нас, зрителей. А такое есть! По одному из театральных поверий, не всякой актрисе дано сыграть любовь. Похоже, Дарья Вершинина, нынешняя выпускница училища, это умеет, это в ее органике, природе чувств. Жаль, если Дарья не закрепится в одном из нижегородских театров, а растворится, по примеру своих многочисленных коллег, в бескрайних просторах Москвы. Есть в спектакле и еще исполнители, которых можно было бы похвалить, но я не стану. Еще загордятся. Главное на сегодня, повторюсь, что в акватории театрально-училищных вод замечен необычный корабль. Без алых парусов и трех сестер на борту, но все равно интересно же. Рапорт подготовил Артем УКУСИ-КАЛАНЧЕВСКИЙ.
springsmile: Нижегородский рабочий № 82 / 17293 29 октября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Спасти рядового Деда Мороза Театральный сезон напоминает морской прибой, когда одна волна премьер накатывает на другую. Можно было бы перевести дух сейчас, когда первая, осенняя волна откатилась. Выдалась она очень насыщенной — здесь и А. Н. Островский («Лес», «Комедiя»), и Ф. М. Достоевский («Опискин», драма), и Большой Горьковский (именно с заглавных букв надо, по-моему, его звать-величать и называть) фестиваль сразу с десятью новыми, по сути премьерными для нижегородцев, спектаклями, и активные заявки на нижегородской сцене современных драматургов (В. Дурненков, ТЮЗ; М. Курочкин, учебный театр; К. Драгунская, «Вера»). В ОБЩЕМ, нынешняя театральная осень — редкий случай в нашем театральном календаре за многие годы по премьерной насыщенности, неплохим спектаклям и, самое главное, любопытству, которое все это вызвало у публики. Вторая, зимняя волна обещает быть скромнее, но зато, как бы это сказать, сказочнее. С одной стороны, новогодний перевал с его школьными каникулами диктует репертуарный выбор, с другой стороны, мне кажется, и сами театральщики почувствовали, что зрителям буквально всех возрастов не хватает нынче чего-то фантазийного, волшебного, чего-то сказочного. Театральная зима2013—2014 годов, похоже, начнется с Кота в сапогах, который затанцует, запоет и все такое прочее в начале ноября в ТЮЗе. Потом действие перенесется в водное царство, потому что в последнюю декаду ноября театр кукол обещает не что-нибудь, а феерическую историю о Садко. Постановка — худрука театра Александра Мишина, а куклы и сценография, разумеется, — Ирины Костриной. Между прочим, М. Горький из нашего былинного цикла более всего любил именно Садко, так что, выходит, мы плавно переключаемся с Горьковского фестиваля на наши повседневные дела. Это шутка. А что вполне серьезно, так это то, что еще одна сказочная феерия может поджидать нас в самом конце зимы — начале весны. Теперь уже хорошо знакомая нам режиссер Анна Трифонова («Пять вечеров», «Лес») поставит в «Комедiи» «ПринцессуТурандот» Карло Гоцци. Вот и попробуйте после этого утверждать, что театральный Нижний не превратится этой зимой в город сказок. При этом мы не перечисляем многочисленные новогодние, каникулярные спектакли в наших театрах. Их наберется предостаточно. И, скажем, такие новогодние приключения в куклах предположительно будут называться «Спасти Деда Мо-роза». Ну, ясное дело, что совсем не того, что живет-поживает в Великом Устюге, а такого рядового Дедушку. Но тут есть одна загвоздка. Любой нормальный ребенок, в отличие от нас, взрослых, знает, что Деды Морозы рядовыми не бывают, а только волшебными. Вот именно с такими Дедушками Морозами и захотелось бы загадать встретиться в нижегородских театрах нашим семьям — и детям, и взрослым — в наступающее новогодье. Хотя сказочное настроение не единственное преобладающее в наших театральных коллективах. В «Вере», например, кроме сказок будут идти репетиции М. Е. Салтыкова-Щедрина — «История одного города». Это любимое многими поколениями произведение очень-очень редко добирается до российских сценических подмостков. «Вера» сейчас ввиду капитальной реконструкции своего здания живет «в людях», поэтому трудно сказать, когда репетиции Салтыкова-Щедрина закончатся, но, возможно, к весне премьера — она будет называться «В городе N» — и будет готова. В драме тоже, похоже, небольшое «перепутье». С одной стороны, Б. Брехт, «Опера нищих» (снова «переназвание», так будет называться в театре известная «Трехгрошовая опера»), не отменяется. Но, вероятнее всего, премьера отложится на весну. А в зимнее расписание репетиций в театре драмы включится Ольга Михайлова. Автор современный, не так давно она написала пьесу «История одного преступления, или Три смерти». Жанр обозначен как исторический детектив. Действие происходит в 1910 году в Пензе. Там слушалось нашумевшее дело: судили крестьянку Марию Крюкову, убившую своего свекра. Волей драматурга на сцену выйдут и откликнувшиеся на это событие Толстой и Столыпин. Похоже, разные неожиданности нас здесь явно поджидают. Опять же, по традиции — теперь уже не очень приятной — зима не будет щедрой на со-временную драматургию, хотя Ольга Михайлова в одиночестве не останется. Спектакль по пьесе для подростков Ярославы Пулинович «Птица Феникс приносит счастье» начнут репетировать в ТЮЗе. Хотя у очень молодой Я. Пулинович это уже не первая встреча с нижегородской публикой, все равно можно говорить, что в полку современных драматургов этой зимой у нас ожидается прибавление. Если вспомнить еще совсем недавние наши театральные афиши, нищие на имена современных российских авторов, то у нас ныне почти сказочная ситуация. Кроме премьер, еще есть и такие события, как юбилеи. Сие грозит и двум театрам — ТЮЗу и куклам, и некоторым уважаемыми любимым нами актерам. Юбилейные даты касаются не только тех, кто, слава богу, с нами, но и ушедших — Владимира Самойлова, Галины Деминой, Николая Хлибко, Семена Лермана, Игоря Бокова… Сейчас загадывать сложно, как театры и их зрители на это отреагируют. Но хотелось, чтобы мы все, как в сказке, оказались добрее, великодушнее, памятливее, чем обычно. Посмотрим сказочные премьеры наших театров и обязательно согласимся с нашим, можно сказать, национальным постулатом и идеей: сказка ложь, но нам всем урок да намек. Рапорт подготовил Сергей ЛАМПАДКИН.
springsmile: Нижегородский рабочий № 84 / 17295 6 ноября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Требуется реникса! Закончившийся Горьковский фестиваль, наверное, можно по-разному оценить, и найти в нем можно абсолютно разное. Хотя, конечно, особых откровений, удач, к которым было бы приковано почти всеобщее сочувствие и внимание, фестиваль с собой не принес и в этот раз. Что-то не случилось… НО НЕОЖИДАННЫЕ краски были, порой почти мистические. Сто десять или чуть более лет тому назад Алексей Максимович Горький томился в одной из башен Нижегородского острога, который ныне хотят превратить в офисы (уже интересная метаморфоза — в стиле современного театра). В своих письмах из острога он делился разными планами и озабоченностями, и, в частности, кажется, впервые у него промелькнула замечательнейшая идея — перевести на русский язык и издать литературу народов, населяющих Российскую империю: поляков, евреев, литовцев, финнов, грузин и так далее. Идея эта в XX веке стала одной из выдающихся культурных миссий России. По-русски заговорили, кстати сказать, не единицы, а десятки и сотни литовских поэтов, романистов, а это значит, что и сама Литва стала ближе, понятнее для огромного числа людей на земном шаре. Сейчас, когда из Прибалтики приезжают к нам гости, я всегда спрашиваю их: «Какие поэты и прозаики ваших стран переведены на немецкий, французский, итальянский языки или хотя бы на шведский и финский?» Внятного ответа на этот вопрос я так пока и не получил, зато вот на прошедшем Горьковском фестивале услышал, как М. Горький звучит по-литовски. Ну скажите, чем не мистическая история, какое интересное переплетение литературных, театральных, языковых судеб, кстати, в здании театра, которое посещал и Алексей Максимович. По воспоминаниям современников, он любил стоять в арке дома, расположенного напротив, и наблюдать за нижегородцами, передвигавшимися по Покровке, в том числе и за театральной публикой. Когда перед спектаклем того же театра из Вильнюса часть зрительских мест, а они тоже расположились на сцене, администрация «забронировала» для приглашенных, фамилии которых разместились на табличках, я чуть-чуть ошибся. Знакомую мне фамилию «вычитал» на табличке, подошел поближе, а фамилия-то другая: «Пешкова». И хотя все понятно — это была гостья фестиваля, правнучка М. Горького, но какой-то неожиданный холодок скользнул по моей спине. А что, если сейчас в зал, сюда, на сцену, возьмет и поднимется сам Алексей Максимович? Мне кажется (извините мой дилетантизм, инфантильность и прочее), он бы задал нам с вами такого перцу, если бы увидел свои спектакли из афиши своего же фестиваля. Один чеховский персонаж русское слово «чепуха» прочитал латинскими буквицами, и получилось у него «реникса». Вот чем был тароват последний Горьковский фестиваль, так это рениксами, которые оказались даже поразвесистее и поядренее, чем традиционная русская клюква. Лучший спектакль фестиваля для меня — «На дне» Оскараса Коршуноваса. Но сегодня без реникс невозможно притрагиваться к М. Горькому, поэтому за тридевять земель везли литовцы в Нижний в качестве оформления более сотни ящиков из-под стеклотары — а как еще рассказать о главном занятии обитателей ночлежки? Но и это чепуха по сравнению с главной рениксой. В финале литовского спектакля появляется Актер, но уже как бы тенью принца Гамлета (не путать с тенью отца Гамлета). В своем монологе он останавливается перед современной кар-той стран Евросоюза — с гербами, флажками на ней. Может быть, он передавал мысленный привет Европарламенту или еще чего, но принадлежность этой карты ночлежке, наряду с Монбланом ящиков из-под стеклотары, самой стеклотарой, — это, я вам скажу, ход. Самый большой резонанс на фестивале вызвал спектакль Евгения Марчелли «Дачники», который он поставил, еще будучи главрежем в Омске. Театральность этой работы несомненна, но не надо большого зрительского внимания, чтобы заметить два основных приема Е. Марчелли. Актеров на сцене он любит доводить до пограничных состояний истеричности и полуистеричности. И поскольку всякая истерика не эстетична, режиссер очень лихо обрамляет задуманное им действо в некую карнавальную среду. Карнавализация М. Горького — это, несомненно, новое в прочтении замечательного драматурга. Только вот причем тут, собственно, текст М. Горького? Один известный дирижер любил говорить, что в любой партитуре есть такая маленькая деталька — нотки — и с ними приходится считаться. Е. Марчелли больше сверяется по компасу карнавальности. Как воодушевленный болельщик, я стал уже готовиться к бразильскому чемпионату мира по футболу. Читаю в одном солидном издании, что Бразилия — это футбол и карнавал, а на карнавале самое главное — извините, как написано, так я и цитирую — попки, в них вся соль. Очевидно, Е. Марчелли это знает давно, поэтому «подсолил» «Дачников» изрядно, часть публики просто обалдевает от некоторых карнавальных откровений. К тому же становится ясно, что появившийся на программке спектакля из Омска но-вый автор «Алексей Пешков» (ну почему не написать далее «цеховой малярного цеха» — эх, такая реникса пропала) — это совсем не цинизм, а все та же игра в карнавальность. Ну что за карнавал без масок — вот и извольте получить. А с Алексеем Максимовичем происходит вот что. Пришло и справедливо занимает первую линию нашей театральной сцены новое поколение постановщиков — сорокалетних. Для них М. Горький, якобы реликт соцреализма, в сложнейших культурных, социальных аспектах неприемлем. В лучшем случае жизненные смыслы ищутся в автономно ограниченном внутреннем мире горьковских героев. Поэтому-то В. Данцигер и пишет на программке своих «Мещан»: «Экзистенциальная драма». В этих поисках «внутренних автономий» что-то, конечно, есть, хотя и рениксы столько, что хоть ко-сой коси. Боюсь, насмотревшись марша сорокалетних по творчеству М. Горького, кто-то из критиков обязательно напишет статью «М. Горький против нас» (в противовес известным лозунгам «Островский с нами» и т. д.). И еще реникса — от устроителей фестиваля. Все делается у нас под копирку и по образцу и подобию. Еще на V фестивале региональные чиновники распорядились, чтобы был учрежден приз имени Н. А. Левкоева. Николай Александрович — неплохой актер, хотя в труппе нашего театра работали мастера и посильнее, поярче его. Да и кто сегодня помнит и знает что-то убедительное о Н. А. Левкоеве (разве только Святослав Михайлович Ушаков)? Вот и ходил по закулисам театра хороший актер из Вильнюса Данюнюс Гаванонис, отмеченный левкоевским призом, спрашивая всех, кто же такой Левкоев. Хотелось очень сказать ему: «Да такой же актер… Только вы лучше». Может, черт с ними, с именными призами, с длинными афишами (девять спектаклей фестиваля). Может быть, в афише стоит слегка подсократиться, а самое лучшее — в данном случае спектакли из Вильнюса, Омска, Петербурга — стоило бы сыграть на радость публике по нескольку раз подряд, каждый пару-тройку вечеров. Вот это было бы по-нашему, по-горьковски, по-нижегородски, а не как у всех. А то ведь хотели как у всех, а получается как всегда. Хотели М. Горького, а случалось, блуждали среди всякой рениксы… Рапорт подготовил Артем УКУСИ-КАЛАНЧЕВСКИЙ. Фото Елены ВАЛОВОЙ.
springsmile: Нижегородский рабочий № 86 / 17297 12 ноября 2013 Источник: ПОДМОСТКИ У Кота в сапогах аллергия на кошек В ТЮЗе состоялась премьера нового мюзикла Идея поставить спектакль по знаменитой сказке Шарля Перро «Кот в сапогах» у молодого режиссера Дмитрия Крюкова возникла давно. Это произведение он любил с детства и порой примерял на себя главную роль, наряжаясь в плащ и изображая усатого-хвостатого персонажа. Затем ему довелось встретиться с героями Перро в Саровском театре и даже сыграть Маркиза де Карабаса. Спустя годы мечта сбылась, и недавно Дмитрий представил премьеру мюзикла о приключениях находчивого Кота на сцене ТЮЗа. В ОТЛИЧИЕ от многих режиссеров, которые стремятся удивить зрителей современной интерпретацией классических сюжетов, Крюков постарался не отходить от оригинала. Даже декорации и костюмы к спектаклю напоминают иллюстрации к старинной книге сказок. «Ожившие пасторальные картины» — так охарактеризовал их Дмитрий. — Все костюмы вы-держаны в стиле рококо XVIII века, — рассказала художник спектакля Екатерина Крюкова. — Это поможет детям прочувствовать красочную атмосферу далекой эпохи. Никаких современных элементов в спектакле нет, за исключением, пожалуй, хореографии, которая сочетает в себе разные жанры. Впрочем, авторы все же позволили себе ввести в сюжет пару новых, весьма колоритных персонажей — «криминальную птицу» Ворону, прислуживающую Людоеду, и Кошечку Принцессы, которая составила отличный дуэт с главным героем. В остальном же расхождений с произведением Перро нет, персонажей ждут приключения, и в конце добро побеждает зло. По словам режиссера, мюзикл будет интересен не только детям, но и их родителям, которые наверняка найдут для себя что-то забавное и полезное, попав из бытового мира в волшебную страну. Работа над постановкой продолжалась чуть больше месяца. Самыми сложными моментами, по признанию Дмитрия Крюкова, стали танцевальные номера — а их в спектакле около 20. Кстати, музыку к «Коту в сапогах» писал наш земляк, композитор Егор Шашин, песни которого есть в репертуаре многих звезд российской эстрады. — Над музыкальным спектаклем мне довелось работать впервые, и не раз слышал о том, что это очень сложный жанр, — признался Дмитрий Крюков. — Но, как говорила мой педагог Рива Яковлевна Левите, когда актера переполняют чувства, он начинает петь, а когда он уже не может петь, начинает танцевать. Наши же герои поют и танцуют весь спектакль. То есть можно представить, на-сколько яркие эмоции испытывали артисты. В спектакле заняты в основном молодые актеры, выпускники Нижегородского театрального учили-ща. Так, для исполнителя главной роли Артура Зимина «Кот в сапогах» стал дебютом. — Эта роль многому научила меня, — рассказал Артур. — Было непросто протянуть свою линию, не забывая при этом о сути того, что мы играем. Когда я в детстве читал «Кота в сапогах», главный герой для меня был неким загадочным, волшебным и даже в какой-то мере мистическим персонажем со своими мыслями и переживаниями. Впрочем, даже после того, как я его сыграл, он таким и остался. Возможно, теперь для меня он стал более живым, веселым и разносторонним. Для того чтобы вжиться в роль, Артуру пришлось много наблюдать за кошками. Правда, в этом тоже была сложность, так как у актера... аллергия на шерсть. — К сожалению, я не могу держать дома животных, поэтому приходил к знакомым, старался издалека наблюдать за повадками их котов, — поделился Зимин. Встретиться с «Котом в сапогах» нижегородские зрители смогут 23 ноября, а также 6, 11 и 22 декабря. Создатели спектакля уверены, что скучать не придется ни детям, ни взрослым! Надежда КЕЙ. key@nrnnov.ru Фото автора.
springsmile: Нижегородский рабочий № 88 / 17299 19 ноября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Коллекционеры, на старт! Я помню театральные программки, ну, скажем, тридцатилетней давности. На самой тусклой, чуть ли не оберточной бумаге в одну типографскую краску следовал текст из названия спектакля, действующих лиц и исполнителей и в лучшем случае с небольшим логотипом театра в самом начале. Дешево, безвкусно и даже не сердито, потому что на что же было сердиться-то. ТЕАТРАЛЬНЫЕ программки тех лет мне иногда напоминали меню в советских столовых. Их обычно вывеши-вали перед кассой, порой даже в специальных рамках, где черным по белому было расписано, что предлагается на первое, второе… Впрочем, меню-то были иногда «покрасившее», потому что работницы столовых порой украшали их собственноручными рисунками цветов или вырезными фрагментами открыток. Так, рассматриваешь меню на 5—6 ноября, а внизу под ним открыточная «Аврора» дает свой знаменитый залп — на этот раз, возможно, по среде — всесоюзному рыбному дню… Но настали и другие времена. Всю историю театральной программки вряд ли можно описать в нескольких словах, но где-то уже на рубеже веков процесс пошел (хочешь не хочешь, но вспоминаешь слова бывшего генсека). Появилась бумага высшего качества, другая печать, новые интересные шрифты, программки «обзавелись» всевозможными плашками. Это уже было что-то. Причем программка стала серьезно расширять свои «роли». По-моему, главный режиссер Дзержинского театра кукол Владимир Яковлевич Казаченко первым в нижегородской театральной епархии стал практиковать программки, с которыми ребенок не хотел расставаться и после спектакля. Они или интересно складывались, или это были раскраски — пришел домой, вспомнил увиденных на ширме героев, захотел порисовать их, еще раз — в цвете! — представить себе увиденное и пережитое. В. Я. Казаченко стал одним из первых проводников «педагогической» театральной программки. А вообще где-то с миллениума в наших театрах началась эпоха бурного введения фирменного полиграфического стиля. Стали проводиться ребрендинги, в работу включались художники, дизайнеры, администраторы. Не обходилось без довольно-таки курьезных вещей. Напри-мер, каждый новый худрук, каждое новое руководство в театре стремились «обновиться» прежде всего в фирменном стиле афиш и программок. Это стало признаком хорошего тона. Но не всякое обновление было в строку. Так, при прежнем руководстве ТЮЗа на программках театра появилась плашка с изображением птички, которая почему-то довольно сильно на-поминала известный персонаж фирменного стиля сетевых магазинов «Ашан». Видно, птичка летала-летала и случайно в ТЮЗе приземлилась. Птицы летают, где хотят. А выяснить поточнее биографию тюзовской певуньи невозможно — все прежние уже далече. В итоге к нынешним временам мы получили очень интересную ситуацию. Почти во всех нижегородских театрах программки стали яркими, фирменными, с насыщенной информацией: фрагменты спектаклей, актеры в ролях, кукольные персонажи, эскизы оформлений и костюмов, «настроенческие» фото — как заглавные мотивы и спектакля, и самих программок. Такие просто приятно держать в руках, рассматривать, листать, сохранить на память, потому что это, с одной стороны, тоже момент — и важный — искусства, а с другой — повод для ассоциативных переживаний, воспоминаний, часто приятных. Если вы пороетесь на своих книжных полках, в маленьких семейных архивах, то наверняка найдете программки самых последних лет и театра драмы, и «Комедiи», и театра кукол. В чем-чем, а в «сочинительстве» театральных программок Нижний не затерялся на широких театральных просторах нашей страны. Наши тоже держат марку. И, казалось бы, новых поворотов в жизни театральных программок уже ждать не приходится. Все двинулось по устоявшейся колее. Но безумству храбрых всегда находится место. Вот, скажем, в театре «Комедiя» в сентябре 2012 года выпустили программку к спектаклю «Бешеные деньги» А. Островского — как бы маленькая книжица, сброшюрованная из отдельных пригласительных билетов. Полиграфия — самая отличная, каждая страничка этой книжицы — почти что выставочная работа. Это уже небольшой графический и полиграфический этюд. В той же «Комедiи» этой осенью к спектаклю «Лес», тоже по А. Островскому, выпустили круглую программку — чем-то напоминающую старую виниловую пластинку. Ассоциации, может быть, и не очень читаемые, хотя намек на то, что все уже случалось и игралось под луной, — намек этот почувствовать можно. И тут еще другое важно: конечно, театр — храм искусства, но коммерческая составляющая тоже жизнь театра, и ее успешность совсем не в последнюю очередь зависит от умения неожиданно подать, позиционировать созданное на сцене. Пожалуй, в этом плане театр «Комедiи» и его директор Дмитрий Иванович Коновалов настроены очень решительно, а главное — их идеи в искусстве создания театральных программок можно считать прорывными. Я искал в Интернете, как правильно называть коллекционеров театральных программок, — не нашел. Но суть-то в том, что им уже пора сконцентрироваться: можно перечислить десяток театральных программок, и не только в «Комедiи», каждая из которых заслуживает стать коллекционной, представляя своеобразный синтез искусств — дизайна, полиграфии, дополнительного сценографического обрамления спектакля. Господа коллекционеры, не пропустите момент. Как говорили на стадионах во времена моей юности: «Внимание! На старт!» Конечно же, программка стала ныне частью театрального действа, но некоторая наша заторможенность в этом деле тоже есть. Ни на одной программке, даже из тех, что привлекают особое внимание, нельзя обнаружить фамилии, имена их создателей. Но как спрашивали когда-то И. Ильф и Е. Петров: «Одним нарзаном разве проживешь?» Здесь необходимы явки, пароли и адреса. Авторов! Рапорт подготовил Денис ЗЕВАКИН.
springsmile: Нижегородский рабочий № 90 / 17301 26 ноября 2013 Источник: ТЕАТРАЛЬНЫЙ ГОРОДОВОЙ Сошел с репертуара Этой осенью, а точнее 9 октября — в день рождения Евгения Александровича Евстигнеева, не случилось по сложившейся уже традиции открыться фестивалю его имени. Это могло бы произойти в одиннадцатый раз, но… ИДЕЯ такого, как ныне принято говорить, регионального театрального праздника замечательна. Есть повод вспомнить о великом нашем актере, его детстве, юности, первых театральных и артистических шагах в нашем городе. Вообще, сохранение памяти о человеке такой изумительной талантливости — это тоже часть культуры: театральной, городской, просто человеческой, и евстигнеевский фестиваль, конечно же, добавлял что-то существенное в нижегородский культурный ландшафт. Здесь надо только сказать спасибо придумщику и основному организатору всех десяти состоявшихся сезонов — журналисту и драматургу Нине Прибутковской. В театрально-концептуальном плане у конкурса-фестиваля им. Е. А. Евстигнеева тоже были свои любопытнейшие особенности. Насколько можно догадываться, еще не было и нет ни в одном из российских городов подобных «театральных смотрин». Главное, поскольку Евгений Александрович — актер народный по сути, решено было, что его фестиваль не будет финансово зависим от бюджетных денег, госструктур. Как ни крути, а музыку заказывает тот, кто платит. Поэтому основные финансовые подпорки фестиваля — это меценатство, волонтерство, пожертвования общественных организаций. Можно, конечно, не верить, но все десять лет существования фестиваля он проводился без какого-либо административного штата. Про театральную историю пока умолчим, но в истории наших нижегородских общественных подвижек конкурс-фестиваль им. Е. А. Евстигнеева — хорошая иллюстрация гражданской инициативы и активности. Но не только этим он запомнился, конечно. Конкурс задумывался как некая калька с наших спортивных наработок. Заканчивается футбольный сезон — и появляется список 33 лучших футболистов сезона, то же в хоккее, волейболе… Это очень почетная номинация, многие спортсмены в своих биографиях подчеркивают, сколько раз входили в число лучших в сезонах. Вот и появилась такая мечта-идея: в каждом нижегородском театральном сезоне отбирать и отмечать лучшие актерские работы в пяти номинациях. Причем делать это не по принципу «всем сестрам по серьгам», а очень строго и бескомпромиссно: актер со своими работами мог победить не в од-ной номинации, мог становиться лауреатом конкурса хоть каждый сезон — было бы что предъявить публике. Надо сказать, что все, кто близко соприкоснулся с евстигнеевским фестивалем, быстро поняли его изюминку и очень трогательно его поддержали. Можно перечислять десятки имен, фамилий, организаций, которые поддержали фестиваль, и он, по всему, обещал стать еще одним пусть и скромным, но теплым, сердечным актерским праздником. Как Сквозник-Дмухановский проводил в год не один, а два или три своих дня рождения, так конкурс-фестиваль все больше приобретал черты приятного и «вне расписания» подарка для нижегородских актеров. Становился еще одной летописью нашей театральной истории. Давал повод поактивнее пообщаться с публикой. Интересная и долгая биография могла у него случиться. Однако не произошло. В связи с этим я вспоминаю такой случай. Зимой, года два назад, в Германии на дорогах возникли громадные многокилометровые заторы. Сейчас же с термосами, бутербродами в гуще этих заторов оказались сотни волонтеров. Понятно, они работали от души, бесплатно. Но кто-то же помог им с экипировкой, одеялами, со всем необходимым для оказания первой помощи. Ситуация сегодня в мире такая, что и волонтерство, и спонсорство могут существовать, если определенные структуры, в том числе и государственные, их хотя бы морально поддерживают. К этому добавляются еще и специфические российские особенности предпринимательства и людей среднего класса. Евстигнеевский конкурс получил множество отказов в финансовой поддержке от таких людей по любопытнейшим причинам. «Вот если бы вас поддерживала высокая администрация, — говорили они, — или еще кто-нибудь авторитетный…» Или: «Почему у вас конкурс региональный? Давайте проводить на всю страну — тогда мы вложимся…» И смех и грех. Хотя, если честно, надо было оплачивать аренды, мечталось об альбоме горьковско-нижегородских фотографий Е. А. Евстигнеева и других материалов, накапливающихся у организаторов конкурса, требовались издание буклетов, пресс-релизов, организация и содержание интернет-сайта конкурса-фестиваля, наконец, нужна была реклама — а как все это сделать без поддержки высоких игроков в нашем театральном деле? И помогали, конечно. Все годы два человека были настоящими ангелами-хранителями конкурса — бывший начальник департамента культуры администрации города Сергей Александрович Горин и директор театра «Комедiя» Дмитрий Иванович Коновалов. Без них, наверное, многое не состоялось бы. У организаторов конкурса-фестиваля была абсолютно демократическая позиция, и помощи, даже небольшой, скорее моральной, чем любой другой, они искали постоянно у ответственных нижегородских людей. К сожалению, вот так бывает — два ключевых человека, от которых многое зависело, стояли, что говорится, насмерть. Били челом несколько раз бывшему министру культуры М. М. Грошеву, проводились у него по этому поводу совещания, даже с участием депутатов разных уровней. Безрезультатно. М. М. Грошев со своим министерским аппаратом по неизвестным театральной общественности причинам был категоричен почти как Николай Николаевич Озеров в известном своем афоризме: «Нет, такой фестиваль нам не нужен!» Еще более непонятная позиция оказалась у председателя Нижегородского отделения Союза театральных деятелей А. И. Мишина. Казалось бы, что может быть более естественным для общественной театральной организации, чем поддержка актеров, даже если их начинания очень скромные. Но не тут-то было. Вероятно, сработало старое советское лекало: если «вышестоящая» госструктура против, то «нижестоящие» общественники берут под козырек. Откроем один из секретов Полишинеля. Организаторы конкурса все время пытались найти компромисс и, когда А. И. Мишин среди недочетов евстигнеевского фестиваля отметил не очень устраивающую его фигуру председателя жюри, посоветовавшись, решили пойти навстречу руководителю нижегородской ячейки СТД. Если требуется спасти, поддержать фестиваль, то почему бы и нет: жюри возглавил другой человек, сегодня один из востребованнейших актеров. Не помогло. Позиция у председателя СТД оказалась стальной, словно иллюстрация к давнишнему нижегородскому присловью: «Дома здесь каменные, а люди — железные». И все-таки жаль. Конкурс-фестиваль вносил оживление в нашу не очень уж и бурную театральную жизнь. Был внимателен к актерскому ремеслу. Хранил память об удивительном актере. Побуждал быть зрителем, театралом. «Многие просто не знают, что готовы смотреть спектакли, — сказал недавно Лев Додин. — Заставить их любым способом — такая игра стоит свеч». И вот — о конечном итоге. Прочитал как-то в интернетовских сетях с год назад, что есть вот у нас евстигнеевский фестиваль — не то вроде и не се. А как только появились среди его организаторов новые люди — председатель жюри и так далее — все наконец-то почти образовалось и преобразовалось. Обидно стало за Нину Прибутковскую, за множество скромных людей, которые, буквально насколько хватало сил, бились десятилетие за то, чтобы фестиваль оформился, вписался в наш текущий театральный репертуар, чтобы теплота, искренность, сопровождавшие его первые шаги, росли… А потом подумалось: черт с ними, с обидами-то. Ваш ход, господа, которые именно с собой и своей театральной деятельностью связывают театральное будущее Нижнего. Волонтерский пост сдан. Принимайте. Создавайте свое и делайте это лучше. Вам воздастся. Рапорт подготовил Василий ПАНИХИДИН.
полная версия страницы